– Истина неизреченна, дочь моя, помни, – игумен легчайшим касанием свободной руки погладил ее по голове, покрытой прозрачной белой накидкой, – отец Авель тоже помнит об этом, он связан обетом, которым ты связана быть не можешь. Но, по зрелом размышлении, ты и сама поймешь, что тайна сия и должна пребывать тайной. Я редко ошибаюсь в людях – и твоим путем прошел уже не один наш брат и не одна наша сестра. Ты все увидишь. Отец Авель, который мне все рассказал и который меня убедил, что ты непременно прибудешь сюда, как только откроется навигация, умеет читать в душах людских. Он все тебе покажет, а ответит тебе только на те вопросы, на которые можно ответить утвердительно.

Мура, смотревшая на отца Гаврила во все глаза, снова припала губами к его руке, отпустила ее и, выпрямившись, подошла к отцу Авелю.

– Я буду ждать вас в своих покоях, – сказал игумен Гавриил и вышел из библиотеки.

Металлическая дверь медленно закрылась за ним, оставив Муру наедине с отцом Авелем.

Чуть ниже на полке она заметила труды Гегеля и Фейербаха.

Мура взглянула через плечо на отца Авеля – он стоял и спокойно следил за ее действиями.

– Как странно, – сказала Мура, – и Жуковский у вас здесь есть, и Загоскин, и Кукольник. И Пушкин! Странно думать, что монахи читают Пушкина. А Лермонтов у вас есть?

– Да, – библиотекарь не двигался с места, – и Лермонтов, и Толстой, и Тургенев.

– А энциклопедии? Есть у вас энциклопедии?

– Имеются и они. Павленковская, например, или Брокгауза.

– А это что? – Мура заметила толстые тома «Всеобщей и частной естественной истории де Бюффона». – А как отец игумен относится к тому, что вы держите здесь научную литературу?

Авель улыбнулся.

– Все может служить Господу. И астрономия и вариационное исчисление.

Мура остановилась в отдалении от библиотекаря, повернулась к книгам спиной и смущенно спросила:

– Вы помните наш разговор на балу?

– Да, сестра, трудный разговор для меня.

– Вы догадались, что я поняла суть происходившего?

– Да, я боялся этого, вы так молоды, так непосредственны. Мне следовало принять меры к тому, чтобы ничего непоправимого не случилось.

– Вы хотели меня убить? Отец Авель укоризненно посмотрел на девушку, которая и сама смутилась.

– Простите, я была так напугана и не подумала о том, что Бог не мог потребовать от вас преступления. Даже в святом месте не удается избавиться от мирских подозрений. Простите меня великодушно. Я и сама не знаю, как все мне открылась. И дорога к обители – помните, вы спросили меня, знаю ли я дорогу?

Монах Авель снова улыбнулся.

– Да, сестра Мария, я помню. Вы сказали, что дорога времен ведет к горе, увенчанной короной.

– И вы сказали, что мы непременно тогда с вами встретимся. Видите, как я хорошо все помню. И вот я здесь. Я готова следовать за вами.

– Хорошо, сестра Мария, я все еще дивлюсь, глядя на вас – вы так юны, так неопытны, так непосредственны. Как же вам удалось понять то, что не смогли понять наши заклятые враги? И как же вас это не испугало? Не остановило на пути сюда?

– Я и сама не знаю, как это случилось. Озарение. Может быть, мне помог Святой царь Феодор Борисович, Василий Смиренный, икона и надпись на ней. Царь, которого нет у Карамзина. Недаром же князь Ордынский ругал Карамзина. Может быть, документ, который искали по особому распоряжению Императора. А может быть, и таинственная история с младенцем, которого одни хотели спрятать и уберечь, а другие непременно найти и, возможно, уничтожить.