– Вы думаете, что камердинер украл наследника с какой-то целью? – задал нелепый вопрос совсем растерявшийся доктор.

– Безусловно, цель была. Камердинер мог войти в сговор с потенциальными наследниками. Они рассчитывали на богатства старого бездетного князя. И вдруг такая неприятность, какой-то младенец рушит их надежды!

– Но зачем он положил ребенка в витрину булочной и зачем похитил оттуда испеченное в виде ребенка изделие? – недоумевал доктор.

– Господин Фрейберг считает, – вклинился в разговор Вирхов, – все произошло случайно. Камердинер должен был вынести ребенка сообщнику, но, не найдя его на условленном месте, заметался и не знал, что делать. Когда он увидел, что какой-то голодный воришка вскрыл витрину и вытаскивает оттуда хлебного младенца, камердинер спугнул его и в отчаянии положил в корзину ребенка, в надежде за ним вернуться, мы ему помешали.

– И от матери ребенка поступило заявление о его похищении? – вполне логично предположил Клим Кириллович.

– Не поступило, – ответил ему Фрейберг с досадой. – Это меня несколько смущает. Она должна была непременно сообщить в полицию. Но она уехала – и уехала без ребенка. Возможно, она в сговоре с похитителями – жизнь ее еще только начинается, молодая богатая вдова непременно создаст другую семью, родит другого ребенка. Состояние-то оставлено ей.

– Вы думаете, она уехала, потому что поняла, что ребенок мертв? – осторожно спросил доктор.

– Не уверен. – По лицу Фрейберга пробежала еле уловимая улыбка.

– Доктор, вы же не знаете самого главного, – воскликнул, ударив себя ладонью по лбу, Вирхов. – Пеленку-то вы опознали и шаль... Но самого-то ребенка в могиле и не было!

– Как не было?! – вскричал доктор и вскочил со стула. – Не может быть! О его погребении сообщали газеты!

– Мои люди, сопровождавшие Пановского на кладбище, присутствовали на эксгумации, они сообщили мне – не для протокола! – что в гробике обнаружили завернутое в тряпки березовое полешко. Пановский пришел в неописуемую ярость, чуть не прибил смотрителя кладбища, грозил ему страшными карами.

– Где же ребенок? Его опять похитили? – растерянно спросил доктор, переводя невидящий взгляд с одного сыщика на другого.

– Я думаю, – начал Фрейберг, и в его речи послышался легкий немецкий акцент, свидетельство глубоко спрятанного волнения, – что мертвого ребенка нет смысла украдывать.

– Вы... Вы... Вы... – начал, заикаясь, доктор, – вы полагаете, что он мог быть живым?

Сыщики молчали. Доктор почувствовал, как волосы у него на голове становятся дыбом.

– Значит, они, то есть он, то есть этот Пановский думает, что я дал умышленно ложное заключение о смерти ребенка? – спросил наконец Коровкин.

– Если смотреть правде в глаза, получается так. – Фрейберг помрачнел. – За вами следят?

– И днем и ночью, я проверял, – забормотал Клим Кириллович, схватившись за голову обеими руками. – Но я не давал ложного заключения!

– Я верю, верю вам, – поспешил успокоить его Вирхов.

– Пановский думает, что вы в сговоре с камердинером и его сообщниками, – пояснил Климу Кирилловичу Фрейберг.

– Я должен успокоиться и все хорошенько согласовать. – Доктор снова уселся на стул. – Они проводили обыск у меня в доме. Я понял, они искали не ребенка, а какую-то вещь, спрятанную в его пеленках, или документ. Так Пановский говорил и при допросе, вы присутствовали на нем, Карл Иваныч.