— Что ей нужно? — строго спросил женский голос.

— Ее муж дает завтра представление, и она хотела бы продать билет.

— Мы истинные христиане, и у нас нет денег на такие глупости. Скажи ей, чтобы она уходила, Генрих.

Парень закрыл дверь и смущенно почесал себе затылок, — жена фокусника наверняка все слышала. Ее бледное лицо вспыхнуло, и тяжелый вздох вырвался из груди...

В это время, выходившее в переднюю маленькое окошечко отворилось, и мужской голос попросил один билет. В руке молодой женщины очутился талер, и прежде чем она успела поднять глаза, окно задернулось зеленой занавеской.

Добродушно улыбающийся Генрих отворил выходную дверь, и бедная женщина побрела дальше.

Привратник вошел в комнату своего хозяина, маленького старого человека с худым, но удивительно добрым лицом.

— Ах, господин Гельвиг, — сказал верный слуга, — как хорошо, что вы купили билет! На бедную женщину было жалко смотреть, хоть ее муж и нечестным трудом зарабатывает себе хлеб... Ну, да ему здесь не повезет, помяните мое слово!

— Почему же, Генрих?

— Потому что наша лошадь пристала к их повозке, когда они въезжали в город. Это не к добру, ведь лошадь прибежала с места несчастного случая.

И, не дождавшись ответа, Генрих вышел, укоризненно качая головой.

Глава II

Зала ратуши уже была полна зрителей, а по лестнице все еще поднимались люди. Генрих пробирался в толпе, усердно работая локтями.

— Боже, если бы госпожа узнала, вот была бы гроза! Барину завтра же пришлось бы идти исповедоваться, — прошептал он своему соседу, показывая на Гельвига, сидевшего со своим другом, доктором Бемом, у боковой стены зала.

Программа обещала разные чудеса, а в ее конце было написано следующее:

«Шесть солдат выстрелят в госпожу Орловскую из заряженных ружей, но она одним взмахом меча рассечет в воздухе все шесть пуль».

Жители городка N. собрались, главным образом, посмотреть на это чудо. Все было забыто, когда на помосте появились шестеро солдат под командой унтер-офицера. Публика заволновалась, затем настала жуткая тишина.

Фокусник подошел к столу и сделал на виду у публики патроны. Он постучал молотком по каждой пуле, чтобы убедить зрителей в их подлинности, затем раздал солдатам патроны и велел заряжать ружья.

Из-за ширмы вышла его жена и встала напротив солдат. В левой руке она держала щит, а в правой — меч. Белая одежда ниспадала на пол широкими складками. Грудь прикрывала сияющая кираса.

Ни один мускул на ее лице не дрогнул, когда раздалась команда офицера в мертвой тишине зала. Послышался залп, меч со свистом рассек воздух — и половинки пуль упали на пол.

Еще одно мгновение была видна высокая неподвижная фигура фокусницы: пороховой дым скрыл ее, затем она вдруг покачнулась, щит и меч со звоном упали на пол, и со стоном: «Боже, я ранена!» — женщина упала на руки подоспевшего мужа. Он унес ее за ширму и как безумный бросился к солдатам. Им было заранее приказано вынуть пули из патронов, раскусить их пополам и держать во рту, чтобы выплюнуть эти половинки тотчас после залпа. В этом, собственно, и состоял весь фокус. Но один из них, неловкий крестьянский парень, совершенно смутился при виде такого количества людей и забыл исполнить приказ: его пуля и поразила несчастную женщину.

В зале произошло смятение. Некоторые дамы попадали в обморок, послышались голоса, зовущие доктора. Но доктор Бем давно уже находился за ширмой у раненой. Он вышел оттуда бледный как полотно и тихо сказал Гельвигу:

— Спасения нет... Смерть близка.

Через час жена фокусника лежала на постели в гостинице «Лев». Ее вынесли из зала на диване, и Генрих помогал нести ее.

— Ну что, господин Гельвиг, разве я не был прав? — спросил он, проходя мимо своего барина, и крупные слезы покатились по его щекам.