5. Долгая ночь: Курс истории для офицера

Работать надо на рабочем месте.

Салтаханов старательно соблюдал это правило: дверь кабинета была для него границей, за которой оставалось всё, что не связано с делом.

Однако до границы надо ещё добраться. Академия – в историческом центре города; бюро Интерпола – на другом берегу Невы, на Выборгской стороне. Обычно в машине Салтаханова погромыхивала какая нибудь попсовая радиостанция. Но сейчас он полз по сутолоке вечерних пробок в тишине, обдумывая разговор с товарищем Третьим.

Кадровый офицер Салтаханов не удивился, что его вызвал к себе отставной генерал общественник и приказал взяться за секретное расследование, связанное с двойным убийством.

Одна из хитростей Псурцева состояла в удобной схеме работы. Действующие сотрудники спецслужб получали деликатные задания по общественной линии. Формально их начальников это не касалось. В то же время осведомлённое начальство либо не мешало выполнять задания Псурцева, либо помогало – поскольку зачастую тоже имело отношение к Академии. А если и не имело, то чувствовало некоторую связь между своим положением и успехами подчинённого академика: с безопасностью нации шутки плохи.

Ясно, почему Псурцев использовал новичка: ему нужен человек со стороны, интересы которого не связаны с личной местью, а взгляд не замылен. Расчётливый генерал выбрал энергичного и честолюбивого кавказца, уже проверенного в нескольких простых делах и теперь получившего шанс из разряда «или грудь в крестах, или голова в кустах». Так что ближайшая перспектива для Салтаханова – по любому дырки: или в парадном кителе – под орден и новые звёзды на погонах, или…

Впрочем, вероятность второго или Салтаханов не рассматривал. Прозрачный намёк Псурцева – мол, офицер должен либо справиться с поставленной задачей, либо умереть, – он воспринял как ритуал и дань обычаю, не более того. «Двухсотые», о которых генерал объявил для начала разговора, Салтаханова тоже не напугали. Скорее поручение показалось ему странным. Что это за вводные? Какие то детали отсутствующего документа, составленного пропавшим автором, могут представлять интерес для неизвестного противника…

Вообще от разговора у Салтаханова осталось ощущение недосказанности. Хотя вполне возможно, что Псурцев решил просто не перегружать первую встречу избыточной информацией. Велено контактировать с ним напрямую – значит, всегда можно задать дополнительный вопрос. А пока надо приниматься за дело.

Спартанскую обстановку кабинета Салтаханова разнообразила коллекция. Одни сотрудники декорируют рабочие места патронами к всевозможному стрелковому оружию, другие – галереями портретов известных преступников, третьи – рамочками с грамотами и дипломами, четвёртые – советскими плакатами вроде «Не болтай! Болтун – находка для шпиона» и «Береги оружие – к нему тянется рука врага»…

Салтаханов коллекционировал изображения волков: какие угодно, от значков и фотоальбомов до экзотических резных фигурок. Поговаривали, что в нём самом есть что то от любимого зверя – и во внешности, и в профессиональной хватке.

Волк, даже если охотится в стае, действует сам по себе. И Салтаханов оставался единоличником. Волк, особенно нападая на крупную добычу, не тратит силы зря: он старается прокусить жертве горло, чтобы она скорее сама задохнулась. И Салтаханов, приступая к работе, сразу сосредоточивался на главном.

В каждом новом деле с чего то надо начинать; Салтаханов начал с того, что заварил крепкого чаю, наполнил кружку с изображением оскаленной пасти и включил компьютер. На экране всплыл снимок техасского красного волка.

Листы со скудной ориентировкой на Мунина, полученные от генерала, до поры легли в сторону. Как искать исчезнувшего историка, в целом понятно.