Удивление Иерофанта было неподдельным:

– С чего вы взяли?

– С того, что просто так из за стопки бумаги с цитатами из школьного учебника людей не убивают. Я мог бы допустить, что Мунин расправился с уличными грабителями. Чёрт его знает – у народа сейчас по карманам чего только не напихано: электрошокеры всякие, травматика… Да хоть отвёртки заточенные. Но мои то – не шпана какая нибудь! – Псурцев грохнул кулаком по столу. – Это были офицеры, прошедшие спецподготовку и вооружённые! А их разделали, как свиней на бойне! Мунина прикрывала группа ещё более крутых парней, которые были не против того, чтобы материалы попали к вам, но не хотели, чтобы они достались кому то ещё. И я спрашиваю снова: почему?

Свиток Торы.

Иерофант чуть сдвинул маску и помолчал, теребя кончик носа.

– Всё это для меня полная неожиданность, – наконец сказал он. – Темой, которую разрабатывал Мунин, до него занимались многие. Ничего такого, на что стоило бы обратить особое внимание, никто ни разу не обнаружил. Я просмотрел автореферат исследования – это разве что немного шире и немного глубже, чем у других, не более того. Но если дело обстоит так, как вы говорите, мне нужен весь комплект материалов. Всё исследование целиком. И желательно – вместе с автором.

– Мои люди уже работают над этим. А вас я бы попросил теперь уже внимательно изучить автореферат и выдать заключение о причинах такого пристального интереса третьей стороны.

– Вы знаете, что Коран только на арабском языке считается в полном смысле священной книгой? – помолчав ещё немного, вдруг спросил Иерофант. – Как Тору переписывают, знаете?

– Понятия не имею, – признался озадаченный генерал.

– В переводе неминуемо уходят тончайшие нюансы, заложенные автором. Ускользает идеально выверенный смысл. Вдобавок при чтении вслух на другом языке звук имеет совсем другую мелодику. Изменяется механизм физического взаимодействия с пространством, смещается точка резонанса. Это что касается Корана. Что же касается Торы – есть типографские книжечки, с которыми всё понятно, а есть свитки, которые хранятся в синагогах. С ними проводят службы и совершают обряды, их выносят к людям на праздники… Так вот, это не книги, а именно многометровые свитки, которые по сей день пишут на тончайшей выделанной коже. Вернее, не пишут, а переписывают, или даже перерисовывают: сначала наносят тонкий контур буквы, а потом её закрашивают. Причём переписчиком не может стать простой прихожанин, даже очень старательный и грамотный. Это должен быть специалист, который прошёл многолетнее обучение. Скажем, в Торе есть нечитаемые знаки, вроде короны над буквами. Евреи спорят – то ли это украшения, то ли ещё что то, но всё равно воспроизводят их в мельчайших деталях. Поэтому Тора в сегодняшней синагоге выглядит в точности как Тора, написанная тысячу лет назад или даже больше.

– Благодарю за лекцию, – с усмешкой кивнул Псурцев, – но вы обратились не по адресу. Тора, синагога… К чему весь этот Ветхий Завет?

– К тому, что порой исключительную важность имеет не только – чтó написано, но и – кáк написано. В таких случаях требуется не имитация, а оригинал или прецизионно точная копия. Возможно, работа Мунина представляет самостоятельную ценность – именно в том виде, в котором он её собрал. Получается, мы это проморгали, а кто то…

Иерофант снял тёмные очки и взглянул из под капюшона в глаза Псурцеву.

– Вы сказали о третьей стороне, которая проявила к исследованию повышенный интерес. Очевидно, вам не известно, кто это. Но хотя бы предположения есть?

– Я всё таки жду от вас экспертного заключения о содержании автореферата, – сказал Псурцев, не отвечая и не отводя взгляда: его устраивало то, к чему пришёл разговор.