— А это, разумеется, противозаконно, — заметил Бриггс, радуясь возможности продемонстрировать юридическую подкованность. — Что случилось? Личные разногласия?

— Тут виноваты обе стороны, сэр, — ответила она, сочтя за лучшее проявить объективность в этом деле. — Я сглупила. А он повел себя… непорядочно.

Бриггс закрыл папку.

— Ладно, я вас не виню. Хебден всегда был хамоват. Однажды на корпоративной вечеринке он дёрнул застежку лифчика моей партнерши, знаете ли. Правда, тогда на ней не было лифчика, — добавил он, — но намерения были очевидны.

— Очень похоже на инспектора Фулва, — ответила Мэри.

Бриггс с минуту барабанил пальцами по столу.

— Хотите послушать, как я играю на тромбоне?

— А если нет, это отрицательно повлияет на мою карьеру?

— Весьма вероятно.

— Тогда с удовольствием послушаю.

Бриггс подошёл к кушетке, взял тромбон, подвигал кулису и извлек несколько звуков — к великому раздражению обитателей соседнего кабинета, которые принялись сердито молотить в стенку.

— Там отдел по борьбе с наркотиками, — печально сказал Бриггс, опуская инструмент. — Законченные варвары. Не способны оценить хорошую мелодию.

— Мне бы хотелось узнать, — сказала Мэри прежде, чем он успел ещё что-нибудь сыграть, — какой род деятельности предполагает должность сержанта, на которую я претендую. С кем мне придётся работать?

Бриггс посмотрел на часы.

— Отличный вопрос. Через десять минут начнётся пресс-конференция. У меня имеется следователь, которому отчаянно нужен сержант, и, по-моему, вы вполне подходите. Идем.

Конференц-зал располагался пятью этажами ниже, но возбужденный гул нетерпеливых журналистских голосов достиг их слуха, ещё когда они шли по коридору. Мэри с Бриггсом пробрались в зал и устроились со всеми возможными удобствами — если можно удобно стоять в дальнем углу большой просторной комнаты. Окинув взглядом сцену, над которой висел транспарант с надписью «Полицейское управление Оксфорда и Беркшира», и многолюдную аудиторию, Мэри поняла, что к пресс-конференциям здесь относятся куда серьёзнее, чем она привыкла. Видимо, это отражало превосходство данного города перед Бейзингстоком в смысле серьёзных преступлений. Не то чтобы здесь убивали чаще, чем в Бейзингстоке, просто убийства были выше качеством. В Рединге и других городах долины Темзы предпочитали убийства из серии «пирожное со стрихнином» или «удушение шелковым платком», где всегда имелась куча интересных подозреваемых, сложные мотивации и незначительные на первый взгляд улики, спрятанные в клубке невероятно запутанных свидетельств, который тем не менее разматывался за неделю-другую. Убийства же в Бейзингстоке в основном являлись обычной пьяной бытовухой, и на их расследование уходило не больше часа, а то и вовсе ничего. Мэри работала по шести убийствам и, к великому своему разочарованию, ни разу не обнаружила той чудесной улики, которая на первый взгляд казалась бы совершенно незначительной, но в самый критический момент переворачивала бы всё дело с ног на голову и проливала свет на убийцу, прежде успешно избегавшего подозрений.

Но времени на раздумья о недостатках воображения у преступного сообщества Бейзингстока уже не оставалось, поскольку журналисты вдруг зашикали, зал взорвался аплодисментами и из боковой двери эффектно появился красивый мужчина лет пятидесяти.

— Господи! — воскликнула Мэри. — Да это же…

— Именно, — подтвердил Бриггс с гордостью отца, только что пронаблюдавшего, как его отпрыск выиграл все состязания в День спорта. — Старший инспектор Фридленд Звонн!

Фридленд Звонн! Собственной персоной! Под восхищенный шёпот знаменитый детектив поднялся на сцену.