— Арестовать… его… За что? — воскликнула она, а затем вдруг как бы окаменела и лишь через несколько минут почти произнесла:

— Убийца… убийца… сегодня ночью… ты, ты убил его…

Она смотрела на своего мужа безумными глазами.

— Видишь, жена тебе говорит в глаза, за что тебя велели арестовать… — заметил сотский.

— Она ополоумела… Чего вы ее слушаете!.. Но не правда ли, это злая шутка, что меня подозревают… что меня велели вам арестовать…

— Чем тут шутить, любезный? Начальство шуток не шутит… Сбирайся, возьми, что надо на первый обиход, а там, что понадобится, жена принесет — допустят.

— Но ведь я не виноват ни в чем! — воскликнул Егор Никифоров.

— Тем лучше для тебя!.. — заметил староста.

— А, вот и ружье… — продолжал он, идя в угол первой комнаты, и взял поставленное хозяином утром туда ружье.

Это была охотничья двехстволка.

Староста стал внимательно рассматривать его вместе с сотским.

— Один ствол разряжен! — заметил он.

— Что? — дико вскрикнул Егор Никифоров. — Ствол разряжен?

— Тебе это знать лучше, нежели нам… — в один голос ответили староста и сотский.

Бледный, с дрожащими руками, он подошел сам посмотреть ружье и действительно убедился, что правый ствол его разряжен. Судороги передернули его лицо, как бы от невыносимой внутренней боли, кровь прилила к сердцу, в глазах потемнело, и он почувствовал, что почва ускользает из под его ног.

Арина продолжала обводить присутствующих безумным взглядом, и наконец, словно остановила его на муже.

— Оправдывайся же Егор, оправдывайся, несчастный! — сказала она не своим голосом.

— К чему? Ведь я знаю, что я не виноват. Совесть моя спокойна. Повторяю, я не виновен.

— Я не виновен! Я не виновен! — поредразнила мужа Арина. — И больше ты ничего не можешь сказать? Скажи, по крайней мере, им, что ты в эту ночь делал… Ты должен это сказать, а то иначе почему же в самом деле твое ружье оказалось разряжено.

— Этого я не знаю… — смущенно пробормотал он.

— Ты этого не знаешь! — крикнула Арина. — Значит, это ты, а никто другой убил этого несчастного…

Егор Никифоров вздрогнул всем телом.

— Арина, Арина, опомнись, в чем ты обвиняешь меня, возьми назад скорее свои слова… Скажи, что ты веришь мне, что я неповинен в смерти этого несчастного.

Пришедшая несколько в себя женщина с грустью в голосе отвечала после некоторого раздумья:

— Этого я не знаю!

Егор Никифоров отшатнулся от нее, но не сказал ни слова. Наступило мгновенное тягостное молчание.

— Сбирайся же, пойдем, а то «барин» дожидается, — прервал его староста.

— Прощай, Арина! — шатаясь, подошел к жене Егор Никифоров.

Она снова окинула его тем же безумным взглядом, и когда он затем хотел обнять ее, она вдруг отскочила от него с криком.

— Там, там, на твоем рукаве, кровь…

С этими словами несчастная женщина, как подкошенная, без чувств упала на пол.

Егор бросился к жене, поднял ее и положил на постель, поклонился и поцеловал ее в лоб долгим поцелуем. Слезы брызнули из его глаз, и несколько минут он горько плакал.

Затем он обернулся к стоявшим в избе и твердым голосом сказал:

— Берите меня… идем…

Староста, по сибирскому обычаю, взял обе руки Егора Никифорова и, связав их назади веревкой, один конец отдал сотскому, а другой взял сам.