И помимо всего…
— Мистер Монтегю, — осмелилась я заговорить, поскольку он не сразу продолжил, — вы упомянули о сходстве… И дали понять — во всяком случае так подсказывает мне сердце, — что вы знаете о чем-то, что может касаться моих подозрений о моем рождении. Вы не расскажете мне об этом?
Он все молчал, словно погрузившись в мысленный спор с самим собой, переводя взгляд с меня на огонь камина и снова на меня. Бледный свет серого дня косо падал в окно; капли воды, словно слезы, скатывались по холодному стеклу на подоконник.
— Мисс Лэнгтон, — произнес он наконец, — уверяю вас, я ничего не знаю о вашей жизни, кроме того, что вы сами мне рассказали. То, что подсказывает вам сердце, всего лишь самая невероятная из моих фантазий. Нет, самое лучшее, что я могу вам посоветовать, — это продать поместье не глядя, с удовольствием воспользоваться средствами, которые оно вам принесет, и позволить имени Роксфорд навсегда исчезнуть из памяти.
— Но как же я могу быть уверена в том, что это так, — настаивала я, осмелев при виде его замешательства, — если вы не желаете ничего сказать мне о своих подозрениях… или о той, на кого, по вашему мнению, я так похожа?
Казалось, мои слова поразили его гораздо больше, чем я могла ожидать: он снова предпочел общаться с пламенем в камине.
— Должен признаться, мисс Лэнгтон, — сказал он после долгого молчания, — что я не знаю, как вам ответить. Вам придется дать мне некоторое время поразмыслить: я напишу вам в течение этой недели.
Вскоре после этого он распрощался.
Мой дядя, естественно, был совершенно поражен этой новостью, однако имя Роксфорд ни о чем ему не говорило, кроме, пожалуй, смутных ассоциаций с каким-то давним то ли преступлением, то ли скандалом. Погода по-прежнему стояла страшно холодная, улицы покрывала замерзшая слякоть, а часы тянулись за часами в бесконечных бесплодных размышлениях, пока наконец, на четвертый день после визита мистера Монтегю, мне не доставили заказной почтой надежно упакованную посылку. В ней содержался другой пакет, также запечатанный, короткое письмо от мистера Монтегю и генеалогическая карта Роксфордов, выполненная той же рукой, тем же мелким, четким почерком.
20 янв. 1889 г.
Дорогая мисс Лэнгтон.
Вы доверили мне свою тайну, и я пришел к решению доверить Вам свою. Я запечатал этот пакет почти двадцать лет тому назад и с тех пор его так и не открывал. Как Вы увидите, я передаю в Ваши руки свое доброе имя, но понимаю, что для меня это уже не имеет большого значения. Очень скоро я предполагаю удалиться от дел, и если кто-то и имеет право на эти бумаги, то это Вы. Когда Вы их прочтете, Вы поймете, почему я говорю Вам: продайте Холл не глядя или, если пожелаете, сожгите дотла и запашите землю, на которой он стоял, засеяв ее солью, но никогда не живите в нем.
Часть вторая
Рассказ Джона Монтегю
30 декабря 1870 г.
Я наконец решил записать все, что мне известно о странных и страшных событиях, происшедших в Роксфорд-Холле, в надежде облегчить угрызения совести, которые не перестают меня терзать. Ночь сегодня вполне подходящая для такого решения, так как стоит жестокий холод и ветер завывает вокруг дома, словно не успокоится вовек. Я содрогаюсь оттого, что должен откровенно рассказать о себе, но, если кому-нибудь суждено понять, почему я поступал так, как поступал, — а зачем же иначе пытаться писать об этом? — я не должен утаивать ничего из того, что имеет к сему отношение, какую бы боль это мне ни причиняло. Я верю, что на душе у меня станет легче, ежели буду знать, что — если это дело снова будет открыто после того, как меня не станет, — это повествование поможет выявить истину о Тайне Роксфорда. |