Сейчас, два года спустя, увлечение утихло, и дала о себе знать реальность. В последнее время Пирс приходил домой из театра всё позже и реже и не единожды упоминал имя новой старлетки, которая, как он мне заявил, по настоящему понимает его видение и кажется ему совершенной мечтой режиссёра. Я начала понимать, что признание зрителей для него значит гораздо больше, чем для меня. Вся жизнь для него – это постановка. А отношения, как и его проекты, теряя блеск новизны, утомляют его и он переходит к новым. Я всё ещё цепляюсь за надежду, что стану той, кто это изменит. Той, кто убедит его остаться.

Постоянное беспокойство берёт своё. Бессонные ночи и ощущение тошноты сказались на моём голосе, хоть я и не собираюсь этого признавать. Может быть, я чуть перенапряглась, попробовав несколько партий, чтобы расширить свой вокальный диапазон. Но я не дам сомнениям взять надо мной верх. Сегодня мне нужно собраться и выступить так, чтобы получить главную женскую роль в мюзикле «Иисус Христос – суперзвезда»

– Александра Гордон, – называет мое имя помощница продюсера. Я выхожу на сцену и глубоко вдыхаю. Сердце колотится в груди как крылья пойманной птицы, но мой голос взмывает вверх легко, словно жаворонки над холмами, окружающими мой прежний дом.

$

Я получаю роль. И несколько недель Пирс внимателен ко мне, как прежде – приносит мне цветы, приглашает в ресторан, чтобы отпраздновать. Я начинаю думать, что всё будет в порядке и можно с облегчением выдохнуть. Но когда начинаются репетиции, мне всё сложнее и сложнее брать высокие ноты. Режиссёр обеспокоен. Когда он говорит со мной, я вижу в его глазах сомнение – правильный ли выбор он сделал. И однажды преподавательница по вокалу отводит меня в сторону и спрашивает, всё ли у меня в порядке.

– Всё хорошо, – отвечаю я, натягивая улыбку, куда более жизнерадостную, чем моё самочувствие. – Последние два месяца выдались трудными, но я уже прихожу в себя. Ещё у меня небольшие проблемы с желудком, но я почти поправилась. Просто немного потеряла форму. Голос вернётся, когда я совсем выздоровлю, обещаю.

Мне хочется надеяться, что я говорю убедительно. Если честно, сегодня утром меня жутко тошнило после тоста и чашки кофе, но я взяла себя в руки и пришла сюда

– Хорошо, – говорит преподавательница, но смотрит на меня с явным сомнением. – Но, Александра, я прежде не раз замечала подобное. Надеюсь, вы не обидитесь, если я спрошу…вы не беременны?

В ту же секунду, как она задаёт этот вопрос, я уже осознаю ответ. Как будто я всё знала и так, просто не признавалась даже себе. Руки сами собой тянутся к животу, кровь отливает от лица. Беременная Мария Магдалина для сцены не годится, хотя издержки её профессии могли быть и такими. Меня качает, стены будто смыкаются, угрожая похоронить меня под собой.

Преподавательница по вокалу усаживает меня на табурет в углу комнаты, прижимает мою голову к моим коленям, чтобы я не упала в обморок.

– Такое бывает, – объясняет она. – Гормональные изменения во время беременности иногда приводят к опуханию голосовых связок. Это может плохо повлиять на ваш диапазон. Перенапряжение очень опасно. Вам следует проконсультироваться с врачом. И, вне всякого сомнения, дать связкам отдохнуть.

$

Гнев Пирса – бурный, как шторм в Атлантическом океане. «Что за чёртова катастрофа!» – восклицает он, когда я вечером сообщаю ему новости после того, как посетила врача и он подтвердил, что я беременна и что одна из голосовых связок повреждена. Я протягиваю к нему руки, отчаянно нуждаясь в объятиях, но он отталкивает меня.

– Тебе надо от неё избавиться, – говорит он, и его горячая ярость сменяется ледяной неприязнью.