Пока Ларсан открывал ворота, г-н Дарзак успел спросить, что привело меня в Гландье в такой трагический момент. Только тогда я заметил страшную бледность и выражение бесконечного страдания на его лице.
— Мадемуазель Станжерсон лучше? — сразу же спросил я.
— Да, — ответил он. — Может быть, ее удастся спасти. Надо во что бы то ни стало спасти ее.
Он не добавил: «Иначе я умру», но эти не произнесенные слова, казалось, застыли на его дрожащих, бескровных губах.
Тут вмешался Рультабий:
— Сударь, вы очень спешите. А мне необходимо поговорить с вами. Я должен сказать вам кое-что очень важное.
Фредерик Ларсан прервал его.
— Я могу вас оставить? — спросил он Робера Дарзака. — У вас есть ключ? Или, если хотите, возьмите этот.
— Да, благодарю вас, у меня есть ключ. Я сам закрою ворота.
Ларсан поспешно удалился по направлению к замку, внушительная громада которого виднелась в нескольких сотнях метров.
Нахмурив брови, Робер Дарзак всячески выказывал свое нетерпение. Я представил ему Рультабия, назвав его лучшим своим другом, но как только г-н Дарзак узнал, что этот молодой человек — журналист, он, взглянув на меня с горьким упреком, извинился, сказал, что спешит, что ему надо быть в Эпине не позже чем через двадцать минут, махнул на прощанье рукой и хлестнул лошадь. Но Рультабий, к величайшему моему изумлению, уже схватил поводья, резким движением остановил экипаж и произнес совершенно бессмысленную, на мой взгляд, фразу:
— Дом священника не утратил своего очарования, и сад по-прежнему благоухает.
Едва слова эти слетели с губ Рультабия, как я увидел, что Робер Дарзак пошатнулся; и без того бледный, он побледнел еще больше. С ужасом взглянув на молодого человека, он в полном смятении чувств тотчас же выскочил из экипажа.
— Пойдемте! — прошептал он. — Пойдемте! — Затем вдруг повторил с какой-то непонятной яростью: — Пойдемте же, сударь! Пойдемте!
И он проделал путь, ведущий к замку, не вымолвив больше ни слова. Рультабий следовал за ним, ведя за собой лошадь. Я что-то сказал г-ну Дарзаку, но он не ответил мне. Тогда я вопросительно взглянул на Рультабия, но и тот как будто не видел меня.
Глава VI, В ГЛУШИ ДУБРАВЫ
Мы прибыли в замок. Старинная башня — донжон — соединялась с той частью здания, которая полностью была реконструирована при Людовике XIV, и была другим, современным строением в стиле Виолле-ле-Дюка. Там-то и находился главный вход. Никогда еще не видывал я ничего более оригинального и, может быть, ничего более уродливого. Это было довольно странное нагромождение самых разных и, я бы даже сказал, диковинных архитектурных стилей. Словом, выглядело все это чудовищно и в то же время очаровательно. Подойдя поближе, мы увидели двух жандармов, прогуливавшихся перед маленькой дверью, ведущей на первый этаж донжона. Вскоре мы узнали, что здесь-то, на первом этаже, где некогда находилась тюрьма и куда теперь сваливали ненужные вещи, и были заперты сторож и его жена — г-н и г-жа Бернье.
Г-н Робер Дарзак пригласил нас войти в современную часть замка, куда вела широкая дверь, защищенная от непогоды специально сделанным навесом. Препоручив лошадь и кабриолет заботам прислуги, Рультабий не спускал глаз с г-на Дарзака; проследив за его взглядом, я заметил, что внимание его приковано исключительно к рукам профессора Сорбонны, затянутым в перчатки. Как только мы очутились в маленькой гостиной, где стояла старинная мебель, г-н Дарзак повернулся к Рультабию и неожиданно сказал ему:
— Говорите! Чего вам надо?
Репортер ответил столь же неожиданными словами:
— Пожать вашу руку!
Дарзак отступил в изумлении:
— Что это значит?
Разумеется, он так же, как и я, сразу догадался, о чем идет речь: мой друг подозревал его в этом гнусном покушении. |