Рудольф стоял, скрестив руки и прислонясь к колонне. Он поднял голову лишь тогда, когда Антуанетта коснулась слегка его руки. Увидя, как он бледен, как изменился в лице, молодая девушка вскрикнула:

– Что с вами случилось, Рудольф, скажите мне, умоляю вас.

Она посадила его возле себя на скамейку.

– Будьте откровенны, друг мой. То, что вас волнует, не может вечно оставаться тайной, потому доверьте ее преданному вам сердцу.

– Я не достоин вашей дружбы, Антуанетта, – прошептал он сквозь зубы. – Я негодяй, так как содействовал несчастью, которое разразилось над нами. Лишь пуля может спасти меня. Но не покиньте в несчастьи бедную Валерию, эту невинную жертву.

Молодая девушка глухо вскрикнула.

– Рудольф, то, что вы сказали, недостойно вас, как честного человека. Вы говорите, что виноваты, но разве вину поправляют преступлением? Поклянитесь мне, что отказываетесь от этой несчастной мысли, и помните, что пуля, которая поразит ваше сердце, сразит и мое.

Граф дрогнул, и луч радости озарил его лицо.

– Дорогая моя, ты не можешь понять, что я чувствую в эту минуту. Я бы желал посвятить всю мою жизнь, чтобы составить твое счастье, а между тем не могу даже предложить тебе честное имя, но теперь, когда ты знаешь, что я тебя люблю, я скажу все. Теперь ты не только подруга детства, ты половина моей души и имеешь право на мое полное доверие.

Он привлек ее к себе и тихим голосом в коротких словах изложил ей положение их дел, сообщил все перипетии последних дней, а равно и неслыханное предложение еврея.

– Ты понимаешь, Антуанетта, – заключил он, – что мы не можем решиться говорить Валерии о жертве, которая равна для нее смертному приговору, но и понимаешь, что трудно жить после такого бесчестия.

Молодая девушка слушала его молча и при последних словах графа побледнела.

– Нет, нет, Рудольф, повторяю тебе: вину не заглаживают преступлением. Ах, будь я совершеннолетняя, я бы тотчас выручила тебя, но я не могу просить у моего опекуна, хотя он и очень добр, половину моего состояния.

– Разве ты думаешь, я принял бы такую жертву? – перебил ее с жаром Рудольф.

– Не сердись, мой милый, и будем говорить спокойно.

Она провела рукой по его влажному лбу и сказала:

– Во всяком случае, ничто на свете не помешает нам соединиться, так как мы любим друг друга; но кроме того, мне кажется, мы должны все сказать Валерии, прежде чем допустим ваше разорение; словом, не отчаивайся. Я чувствую, что все устроится, и Бог сжалится над нами.

– Мой добрый ангел, – прошептал Рудольф, прижимая ее к своему сердцу. – Бог милосерд, коли ему угодно было соединить мою жизнь с твоей в эту минуту жестоких душевных мучений. Пойди же и сообщи об этом бедной Валерии.

– Выйти замуж за Мейера?! Но ведь это уже не жертва, а бесконечная пытка. Если бы речь шла лишь о том, чтобы умереть… но жить с противным, ненавистным человеком!..

Она быстрыми шагами ходила по будуару, то задыхаясь от рыданий, то ломая себе руки в безмолвном отчаянии.