Рауль не в силах был отвечать и поцеловал его в щечку.

– Ты, мама, не плачь, – продолжал Амедей, протягивая другую ручку Валерии. – Теперь мне уже не так больно… Когда я выздоровею, я всегда буду послушным.

Подавляя рыдания, молодая женщина обняла ребенка.

– Да, ты выздоровеешь, дорогой мой, и мы будем счастливы. Но ты горишь, не хочешь ли пить?

– Да, дай мне попить чего-нибудь очень холодного.

После этого ребенок снова впал в забытье, но это спокойствие было непродолжительным.

– Папа, папа, я задыхаюсь, – стонал он, мечась по постели.

Рауль приподнял тяжелые занавеси и открыл окно. Чистый воздух, лучи заходящего солнца ворвались в комнату.

– Поднеси меня к окну, я хочу больше воздуха, хочу поглядеть в сад, – сказал ребенок, протягивая руки к окну.

Рауль поднял его и подошел с ним к окну. Кудрявая головка мальчика лежала на плече князя. С минуту он смотрел унылым взглядом на зелень, но вдруг вытянулся, широко раскрыл глаза, с выражением ужаса он ручкой ухватился за шею князя.

– Мама, папа, помогите, мне страшно! Ах. Все темнеет, – проговорил он слабеющим голосом.

Тело его судорожно дернулось, глаза закрылись, и маленькая ручка повисла. Все было кончено. Шатаясь, как пьяный, Рауль положил тело на диван, а Валерия, рыдая, упала около него на колени.

– Доктора! – глухим голосом прошептала Валерия. Но едва Рауль сделал несколько шагов к звонку, как в глазах потемнело и он без чувств рухнул на ковер.

Два часа спустя все члены семьи, кроме Валерии, которую доктор увел в ее спальню, собрались в комнате почившего. Рауль сидел в кресле, и его красивое лицо, бледное как воск, выражало мрачное уныние.

– Так ты окончательно решил не начинать процесса и не требовать своего ребенка? – спросил Рудольф, со страданием глядя на изменившееся лицо зятя.

– Мое решение неизменно по многим причинам. Никогда имя моей непорочной жены не будет таскаться по судам, я не допущу, чтобы пошлая толпа с любопытством рылась в ее душе. Кроме того, твоя честь и честь твоего покойного отца заставляют меня держаться этого решения. А сверх всех названных причин, я нахожу возмутительным делать из этого не остывшего детского тельца предмет скандального процесса. Бедный Амедей! Он жизнью заплатил за те несколько лет, что пользовался, помимо своей воли, нашим именем и любовью. У меня не хватит духу отречься теперь от ребенка, который в минуту смерти назвал меня отцом и из любви ко мне старался утешить дивным словом прощения: «Папа, ты ведь не нарочно это сделал». Но я хочу иметь объяснение с его недостойным отцом, отвергнувшим своего сына, спросить о цели его гнусного поступка и показать ему результаты. Отец фон-Роте, будьте добры, напишите ему тотчас же и попросите приехать сюда безотлагательно, но не говоря о причинах этого приглашения.

– Хорошо, сын мой, я напишу. Но так как, по моему мнению, это посещение в подобный день, естественно, возбудило бы удивление, то я назначу ему прийти в садовую калитку и сам буду ждать его прихода.

Тяжелое предчувствие и смутный страх охватили сердце Гуго, когда он прочел лаконичную записку отца Мартина.

– Что означает это странное приглашение в неурочный час и тайным путем? – До него не дошли еще слухи о случившемся у князя, банкир только что приехал из Рюденгорфа.