– Отчего вы такой грустный и о чем вы плачете?

В эту минуту вошла на террасу Валерия в дорожном туалете: в простом синем шелковом платье и большой шляпе а-ля Рубенс, подбитой бархатом, оттенявшим ее перламутровый цвет лица. Она была обаятельно прекрасна. Тревожный взгляд, полный любви, брошенный ею на мужа, тяжело подействовал на Гуго, и он отошел в сторону.

– Это наш Эгон! – сказал ей князь.

Валерия забыла все. Она бросилась к ребенку и покрыла его поцелуями, а потом стала перед ним на колени, отодвинула его несколько от себя и с жадностью глядела на него.

Эгон чувствовал себя неловко, эти порывистые ласки и пристальный взгляд тревожили его. Вырвавшись из рук княгини, он подбежал к Вельдену и прижался к нему.

При виде этой детской нежности и доверия сердце Валерии сжалось материнской ревностью, но, подавив это неприязненное чувство, она встала и подошла к Гуго, протягивая ему обе руки.

– Как мне благодарить вас за то, что вы спасли мне Рауля!

Она остановилась, краснея, ей было странно и тяжело говорить на глазах мужа с человеком, которого она прежде любила.

Вельден низко поклонился и, словно не замечая протянутых рук, сделал шаг назад. Вид этой красивой молодой женщины и мысль, что она скоро будет вдовой, пробудили в нем чувство, близкое к ненависти, которое жестоко и недружелюбно звучало в его голосе, когда он ответил:

– Стараясь сохранить ваше счастье, с таким трудом вами приобретенное, княгиня, я исполнил лишь мой долг, и ваш супруг уже выразил мне благодарность превыше моих заслуг.

Валерия с удивлением подняла глаза, но, встретив ледяной враждебный взгляд, быстро повернулась и молча ушла с террасы. Внимательно следивший за этой сценой Рауль встал и прервал это тяжелое молчание.

– Итак, прощайте в этой жизни, Вельден, – сказал он, пожимая ему руку. – Прощайте и забудем все, в чем мы виноваты друг перед другом.

– Нет-нет, князь, не прощайте, а до свидания. Я надеюсь, что вы возвратитесь к нам здоровым, – ответил Гуго с лихорадочным волнением.

– Отчего вы были так сухи с Валерией? Она ничего не знает и не могла понять, что злопамятство относилось уже к будущей вдове князя Орохай… А я думал, что она найдет в вас друга.

При последних словах легкая улыбка скользнула по губам Рауля, и он пристально взглянул в глаза Гуго.

– Князь, – ответил тот, теряя всякое самообладание, – поправляйтесь, возвращайтесь сюда и будьте счастливы. Я могу быть вашим другом и другом вашей жены, если вы окажете мне эту честь, но перед вдовой князя Орохай я буду помнить лишь, что рисковал своей жизнью, спасая ее обожаемого мужа и ее счастье, как она дала мне это сейчас понять. А полное счастье, как бы оно ни было коротко, в друзьях не нуждается.

Не дождавшись ответа, он поклонился и поспешно вышел.

«Какая железная натура! – подумал Рауль. – Но эта ненависть, конечно, не свидетельствует о равнодушии».

Под предлогом спешных дел Гуго тотчас простился и, вернувшись в Рюденгорф, заперся у себя в кабинете.

Невыразимое смятение волновало его душу.