— Не надо пудинга, — сказала я.

Я уже могла представить картину того хаоса, который ожидает меня впереди.

Каждый четверг я навещала Троя. Это была своего рода постоянная договоренность в течение двух последних лет, когда ему исполнилось пятнадцать и он попал в беду. Я забирала его от мамы и папы после работы, а привозила обратно поздно вечером или укладывала спать на своем проваливающемся диване-кровати. Иногда мы ходили в кино или на концерт. Время от времени он встречался с моими друзьями. В прошлый четверг я брала его с собой в бар, где были Лаура и Тони, а также еще одна парочка, но он находился в одном из своих летаргических состояний, просто опустил голову на стол после первого глотка пива и заснул. Иногда он кажется невообразимо застенчивым, а порой не вызывает никакого беспокойства. Он может взять книгу в середине разговора и уйти с ней, когда ему захочется.

Довольно часто мы просто возвращались ко мне и вместе готовили еду. В течение нескольких последних недель он пристрастился к кулинарии, с переменными результатами. Загорался энтузиазмом, который быстро угасал. Прошел он и этап таких игр, которые требуют большого терпения. Он должен был довести игру до самого конца и только после этого мог заниматься чем-нибудь другим. Если удавалось выигрывать, это был хороший конец, но удавалось ему очень редко. Летом было фанатичное увлечение картинками-загадками. Он принес одну такую ко мне в квартиру, она называлась «Самая трудная в мире картинка-загадка». Она состояла из тысяч мелких кусочков с картинками с двух сторон. И неизвестно, каким должно быть окончательное изображение. В течение многих недель я не могла воспользоваться своим столом, потому что он был завален этими кусочками — с одной стороны прямые края, а в середине постепенно появляющееся изображение уличной сценки. Внезапно ему это надоело.

— Какой толк собирать картинки-загадки? — спросил он меня. — Работаешь с утра до ночи, а после того как сложишь, нужно все смешать и снова положить в коробку.

Он работал часами целые дни напролет, но никогда ничего так и не смог собрать, сейчас эта коробка у меня под кроватью.

В какой момент все пошло неправильно? Именно такой вопрос иногда задавала моя мать, особенно когда Трой был молчалив и замкнут, прячась в своей спальне, лицо — мрачная маска. Он всегда был умный, временами непостижимо, ошеломляюще умный, заговорил, когда ему был всего лишь один год, уже в три года начал читать, поражал учителей отличными способностями, родители хвастались им перед своими друзьями. Его демонстрировали на различных собраниях, осыпали школьными грамотами, о нем писали в местной газете, переводили в классы, где учились дети старше на один, два года, но и были выше его на два фута; казалось, что он вообще никогда не вырастет. Он был крошечный, с острыми костлявыми коленками и торчащими ушами.

Над ним издевались. Это не значит, что его отталкивали на игровой площадке или насмехались над ним как над зубрилом. Его систематически изводила группа мальчишек, все остальные не принимали его в свою компанию. Хулиганы называли его Трой Бой, закрывали в школьных туалетах, привязывали к дереву за стоянкой для велосипедов, бросали в грязь его книги и топтали их, пускали по классу записки, обзывая его девчонкой и геем. Били его в живот, гонялись за ним после занятий. Он никогда ничего никому не рассказывал, к этому времени мы с Кэрри уже были значительно старше его и находились совершенно в других мирах. Он не жаловался учителям или родителям, которые и знали только то, что он спокойный и «отличается» от других мальчиков в классе. Он просто работал больше, чем всегда, и приобрел педантичную и немного саркастическую мину, которая изолировала его еще больше.