— Насколько я помню тот фильм, — сказал я, подзывая официанта, — этих пять или десять тысяч проституток утопили в реке. Понимаешь, Юсуф? В реке, а не в море.

Официант принес ему кофе и стакан холодной воды.

— Что одни, что другие — все дерьмо, — Юсуф говорил медленно, растягивая слова. — И вдобавок неверные, — добавил, дабы не осталось сомнений, что он по этому поводу думает. — Какая разница?

— Такая, что тела этих женщин еще сотни миль несло течением. А в море?

— Акулы, — захихикал он, — отличный корм для акул. Повстанцы ведь — падаль. Смердят при жизни. Мне ни одного не жаль. Понимаешь? Ни единого. А злюсь я исключительно потому, — он указал рукой на солнечный диск, — что днем попутно прихлопнут еще пару-тройку мирных граждан. Журналисты, кстати, тоже псы — ненамного лучше. Как и федералы. — Он протянул мне письмо от Аристона и спросил: — Ты что-то сказал про фильм. Помнишь название?

Названия я не помнил. Аристон, который никогда не пользовался ни телефоном, ни факсом, ни компьютером, сообщал, что занятие наше не состоится ни сегодня, ни в ближайшие дни. Не только из-за сложившейся ситуации. «Я еду в деревню Оасин по делам, не терпящим проволочки». Вот и все объяснение; ниже он написал еще дюжину новых фраз для перевода. «Советую сидеть дома со словарем и никуда не встревать, я дам знать, когда вернусь», — закончил он опять по-английски.

Юсуф, не получив ответа относительно фильма, ткнул пальцем в исписанный мелкими буковками листок; в старомодном каллиграфическом почерке Аристона было что-то очень благородное.

— Ты сюда учиться приехал? Да чему этот старик может научить?! Ладно, не мое дело. Я только посыльный. Но знаешь, что люди говорят? Что никакой он не Аристон. И не грек. Вас, европейцев, ничего не стоит обвести вокруг пальца.

Я заплатил за доставку. Сказал, что ответа не будет. Садясь на скутер, Юсуф бросил:

— А я так и так вниз не вернусь. Дураков нету!

В моей квартире, расположенной прямо над кафе, испортился кондиционер. Отложив полученное от Аристона домашнее задание, я взял фотоаппарат и снова вышел на улицу. Автобусы по маршруту, ведущему на другую сторону реки, к зданию бывшего адмиралтейства, не ходили. На месте остановки, рядом с которой на днях взорвался набитый людьми автобус, все еще зияла дыра, обнесенная — скорее всего, лишь для проформы — полицейской лентой. По раскаленной солнцем, почти пустой улице я добрался до холма Пророков. На смотровой площадке возле огромных подзорных труб, где всегда крутились туристы, никого не было. Но — о чудо — фуникулер, построенный еще при англичанах, действовал. Я сразу углядел два голубых вагончика, медленно разъезжающихся на полпути, в том самом месте, где среди оливковых рощ, окруженный оградой из кипарисов, высился коптский монастырь. Внизу, за нешироким руслом высохшего ручья, раскинулся старый город, опоясанный стенами, из-за которых выстреливали в небо минареты и башни христианских храмов.

Вагончик времен королевы Виктории медленно полз наверх, а я думал об Аристоне, который своим ученикам назначал встречу в разных частях города, как будто обучение греческому языку требовало строжайшей конспирации. Для объяснения его абсурдной блажи можно было найти много причин, но сейчас, пока я поджидал голубой вагончик фуникулера, который уже миновал коптский монастырь и упорно взбирался в гору вдоль стены еврейского кладбища, меня вдруг осенило. Аристон всегда старался подбирать тексты так, чтобы они, хотя бы косвенно, были связаны с местом, где проходил урок. Но почему однажды он повел меня именно на этот холм, никакой связи с «Апологией» Аристида не имеющий? О чем тогда шла речь? Аристид обратился к императору Адриану с такими словами:

«Называют богом также и Диониса, того, который устраивал ночные оргии, был учителем пьянства, соблазнял окружающих его женщин, бесновался.