Его лицо носило следы глубокого разочарования, но глаза блестели нетерпением.
— Отец, вы можете выслушать бедного, униженного и немощного слугу Божьего? — обратился он ко мне с порога.
Я покривил бы душой, если бы стал заверять вас, что, явившись в такую рань, он не застал меня врасплох. Он приехал один, без свиты, накинув рваный плащ поверх рясы и обернув кроличьими шкурками сандалии. Только что-либо чрезвычайно серьезное могло заставить магистра ордена Святого Доминика оставить свой собор и причт и в такую бурю пересечь город, чтобы встретиться с руководителем службы по сбору сведений. И хотя на его мрачном лице четко читалось желание как можно скорее начать разговор, я не осмелился спрашивать его о чем-либо. Я обождал, пока он сбросит лохмотья и опустошит предложенную чашу горячего вина. Молча мы взобрались по лестнице в мой крошечный и темный кабинет, заставленный ящиками с манускриптами, многие из которых видели расцвет Римской империи. Как только я прикрыл дверь, падре Торриани подтвердил мои опасения:
— Конечно же, я приехал из-за этих злополучных писем! — заявил он, выгнув дугой белые как снег брови. — И вы меня еще спрашиваете, кто, по моему мнению, автор этих писем?
Торриани глубоко вздохнул. Вино оказывало свое воздействие, и его хилое тело постепенно согревалось. А снег все засыпал долину.
— Мне кажется, — продолжил он, — что этот человек либо из свиты герцога, либо брат нашего нового монастыря. Он производит впечатление человека, осведомленного о наших порядках и о том, к кому именно попадают его письма. И все же...
— Все же?
— Видите ли, падре Лейр, с тех пор как я прочитал последнее письмо, я не сомкнул глаз. Кто-то пытается предупредить нас о тяжком преступлении против Церкви. Дело очень серьезно, особенно если, как я опасаюсь, наш информатор действительно член общины Санта Мария...
— Вы полагаете, что Прорицатель — доминиканец, падре?
— Я в этом почти уверен. Кто-то из самого монастыря стал свидетелем отступничества, но не решается открыто предупредить нас, опасаясь мести со стороны иль Моро.
— Думаю, вы уже изучили личности всех братьев в поисках нашего кандидата. Я прав?
Торриани самодовольно улыбнулся:
— Всех. Без исключения. Большинство из них родом из славных ломбардийских семей. Они преданы как иль Моро, так и Церкви, и не склонны к фантазированию или организации заговоров. В общем, как добрые христиане. Даже представить не могу, кто из них может быть Прорицателем.
— Быть может, никто.
— Разумеется.
— Позвольте мне напомнить, учитель Торриани, что Ломбардия всегда была вотчиной еретиков...
Глава ордена хотел чихнуть, но удержался и изрек:
— Это было давно, падре. Очень давно. Уже более двухсот лет в этой области нет ни одного катара. Действительно, после крестового похода против альбигойцев именно там укрылись гнусные еретики. Это и навело нашего возлюбленного святого Доминика на мысль о создании святой инквизиции. Но все они погибли, не успев никого заразить своими идеями.
— Однако не стоит отрицать, что богохульство могло пропитать сознание жителей Милана. Иначе почему они так восприимчивы к еретическим идеям? Почему сам герцог так охотно принял языческие верования? Разве не потому, что он вырос в окружении, изначально к этому предрасположенном? И почему, — продолжал я, — верный Риму доминиканец скрывается за посланиями без подписи? Разве не потому, что он сам является участником обличаемой им ереси?
— Небылицы, падре Лейр! Прорицатель — не катар. Скорее наоборот: он предан делу сохранения истинной веры с большим рвением, чем даже сам главный инквизитор Каркасоны.
— Сегодня утром перед вашим прибытием я еще раз перечитал все письма этого субъекта. С самого первого послания Прорицатель ясно обозначил свою цель — он хочет, чтобы мы поручили кому-нибудь сорвать планы иль Моро относительно Санта Мария делле Грацие. |