|
Однако ясно было и другое: все в деревне сознавали, что, освободив меня, они подвергнут опасности свои жизни. Полемика растянулась на долгое время, позволившее мне сблизиться с ними и познакомиться с их обычаями. Я очень удивился, узнав, что они никогда не молятся в церкви, а отдают предпочтение молитве в пещере или под открытым небом. Подтвердилось и многое, что мне о них уже было известно, в частности то, что они не признают распятие и отвергают святые мощи, считая их нечистым напоминанием о созданном Сатаной материальном теле, прежде служившем пристанищем душам великих святых. Но многое явилось для меня откровением. Например, их радость перед смертью. Они радовались каждому прошедшему дню, потому что это приближало их к моменту сбрасывания плотской оболочки и вознесения к сиянию Святого Духа. Они называли себя «истинными христианами», смотрели на меня с сочувствием и прилагали изрядные усилия, чтобы вовлечь меня в свои ритуалы.
Однажды утром Марио разбудил меня. Он выглядел очень взволнованным. По его просьбе я быстро оделся, и мы направились вниз по склону горы к мощеной дороге, ведущей к Порта-Верчеллина.Я был изумлен. Принятое юношей решение ставило под удар всю общину. Он вознамерился вернуть в мир инквизитора, познакомившегося с общиной катаров, присутствовавшего на их богослужениях и досконально знающего все слабые места последних «чистых людей» христианства. И несмотря на все это, он решил пойти на такой риск и освободить меня? Почему? И почему именно сегодня и в такой спешке? Впрочем, в неведении я пребывал недолго. Когда мы подошли к тропинке, ведущей во владения герцога, Марио сменил свой привычный тон. Одетый в безупречно белые одежды из грубого сукна, доходившие до колен, с перехваченной лентой непокорной шевелюрой, он, казалось, отправлял странный прощальный обряд. — Падре Лейр, — торжественно произнес он. — Вот вы и познакомились с последними последователями Христа. Вы сами видели, что мы не берем в руки оружия и не оскорбляем природу. Именно по этой причине, а также потому, что первые последователи Христа никогда не одобрили бы того, что мы лишили вас свободы, мы не можем вас больше удерживать. Вы принадлежите к миру, отличному от этого. Миру железа и золота, в котором люди живут, повернувшись к Бoгy спиной... Я хотел ответить, но Марио остановил меня. Он смотрел на меня с грустью, как будто прощался с другом. — С этого момента, — продолжал он, — наша судьба в ваших руках. Ваши крестоносцы сформулировали это наилучшим образом: Deus lo volt! Так угодно Бoгy. Или вы нас пощадите и присоединитесь к нам, таким образом став одним из parfait, или вы на нас донесете и будете искать нашей смерти и гибели наших братьев. Но вы сами, по собственной воле, изберете свой путь. Нам, к сожалению, не привыкать подвергаться преследованиям. Это наша судьба. — Ты меня освобождаешь? — На самом деле, падре, вы никогда не были узником. Я смотрел на него, не зная, что сказать. — Только я вас умоляю поразмыслить над одним фактом, прежде чем предавать нас в руки инквизиции: вспомните о том, что Иисус также скрывался от властей. Марио бросился ко мне в объятия и крепко прижался. Темнота вокруг начала редеть, предвещая скорый рассвет. Он вручил мне мешочек с хлебом и фруктами и оставил в одиночестве у дороги, ведущей в Милан. — Идите в трапезную, — прокричал он мне, удаляясь по лесистому склону, — в вашу трапезную. За время вашего отсутствия произошло много событий, которые непосредственно вас касаются. Все обдумайте и изберите свой путь. Быть может, мы еще встретимся и сможем взглянуть друг другу в глаза как братья по вере.
Я шел четыре часа, пока не увидел на горизонте очертания башен Милана. Каким удивительным испытаниям меня подвергло Божественное Провидение! Марио отпустил меня для того, чтобы я устранил его врага, брата Бенедетто, или по какой-то другой, неизвестной мне причине? Уже подходя к посту охраны, я вдруг осознал, насколько меня изменило пребывание в Конкореццо. |
