– И что же это за кличка? – спросил Корнев.

Зверев посмотрел в глаза другу, стараясь предугадать его реакцию:

– Тимошкин сказал, что одного из нападавших называли Антипом.

Часть третья

Волчара

Глава 1

Два брата, три сестры – за всеми Захар донашивал, за всеми подъедал. Наследства ему бог не сулил, да и сбережений особых у дехинского кузнеца Селиванова не водилось. Тощая женка да шесть голодранцев – вот и все богатство.

А потому решил Захар сам себе дорогу в жизнь пробивать. Собрал как-то по-тихому котомку с провизией, спичками и картинкой, из газеты вырезанной, и направился в Санкт-Петербург. Шел ему в ту пору шестнадцатый год.

Газетную картинку Захар считал своим главным богатством. Ее местный барин обронил, когда пьяный к кузнице с девицами на бричке прикатил. Приказал барин Демиду у повозки ось починить, а когда вылезал, тут газетенку и выронил. Захар в тот день газетку нашел да поднял. Читать в ту пору Захар еще особо не умел, потому клочок газеты для него был не особенно ценен, если бы не одно «но»…

В газете той картинка была, а на картинке корабль, идущий под парами. Да не просто корабль, а корабль с трубами да пушками. Вырезал ту картинку Захар ножницами, которыми овец стригут, и припрятал, а саму газету в печке сжег.

Когда сосед Селивановых, отставной младший корабельный канонир Прохор Журин, после увольнения со службы в свое родное Дехино вернулся, Захар его как-то подкараулил и спросил напрямую:

– Дядька Прохор, я тоже… ну… как ты… на флоте служить хочу! Подскажи, как моряками становятся?

Накануне Журин полночи просидел у соседа, пили, пока оба не свалились. Поутру бывший канонир шатаясь брел домой, думая только, где бы ему поправить здоровье.

– Отстань, малец! Не до тебя мне сейчас, – отмахнулся от Захара Журин, но тот не собирался отступать так легко, решил обязательно узнать, где и как моряков набирают, и узнать именно сегодня.

– Дядя Прохор! Ну расскажи, у меня вот картинка есть, – Захар сунул мужику свою вырезку из газеты. – Ты на каких кораблях плавал? Я вот на таком хочу.

– Плавает дерьмо в канаве, а моряки хо́дют, дурья твоя башка! Чего пристал как банный лист? Видишь, не до тебя мне сейчас. Ты хоть и сопляк еще, но все же мужик, потому сам понимать должен. Не видишь, голова у меня трещит, точно в ней канонада вражеская грохочет?

– Дядь, а дядь, значит, не хочешь рассказывать?

– Нет! И даже не проси…

– А если я тебе первача отборного принесу, расскажешь?

Услышав о перваче, Журин тут же стал как вкопанный, вытянулся гусем и расправил сухие плечи.

– А откель у тебя самогон?

– От мамки! Она его от бати за сундуком прячет. Знаешь, какой у моей мамки самогон справный!

– Неси! – махнул рукой Прохор и свернул в придорожные кусты.

Когда спустя примерно полчаса Захар притащил под рубахой полуштоф первача, отставной вояка все еще сидел на пеньке и сжимал руками гудящую голову.

Но, отхлебнув самогона, бывалый канонир тут же ожил и враз разговорился. Много чего услышал тогда Захар: и про бронированные пароходы с тепловой турбиной, и про корабельные орудия палубно-башенного типа; не забыл дядька Прохор рассказать и про девиц, которые в каждом порту морячков поджидают. Услыхал все это Захар и еще больше по морю затосковал. А когда рассказчик уже еле ворочал языком, подвел краткий итог:

– Коль и впрямь у тебя такая блажь в голове завелась, ступай-ка ты, паря, в Кронштадт. Потому как именно там – лучшие корабли да самые заправские матросы!

Но Захар ни капельки не жалел о сделанном.