В секретных отделах своей зобной железы Луиза слишком много о себе воображает. Преданность ее биологии зависит от правильного регулирования, но ее белые лимфоциты превратились в хулиганов. Они больше не подчиняются правилам. Они кишмя кишат в кровеносных потоках, нарушая нормальную работу селезенки и кишечника. В лимфатических узлах их распирает от гордости: ведь там должна была протекать их работа — охранять организм от атак снаружи. Они были гарантией против внешней инфекции. Теперь же они превратились во внутренних врагов. Внутренние органы безопасности совершили переворот. Луиза стала их жертвой.

Позволишь ли ты мне заползти в себя, встать на страже твоих интересов, заманить в ловушку твоих врагов, когда идут в атаку на тебя? Почему я не могу запрудить тот слепой поток, что портит твою кровь? Почему в клапанах сердца нет ворот, на которые можно навесить замки? Тело твое невинно изнутри и не ведает страха. Твои сосуды не проверяют груз, переправляемый по ним, не смотрят содержимое трюмов крови. Твоим складам грозит переполнение, но сторожа их уснули, и убийцы прокрались внутрь. Кто здесь? Дай я подниму повыше свой фонарь. Здесь одна только кровь: красные кровяные тельца переносят кислород к сердцу, там тромбоциты образуют сгустки, а вот и белые тельца, лимфоциты типов Б и Т, в небольшом количестве, как и должно быть, проносятся мимо.

Преданное тебе тело допустило ошибку. Не время ставить в паспортах печати и скучающе поглядывать на небеса. Дальше наступают новые сотни, вооруженные до зубов, — они идут выполнять работу, которую делать не надо. Не надо? Зачем же тогда все это оружие?

Вот близятся они, устремляясь в кровеносные потоки, завязывая потасовки. А драться могут они только с тобой, Луиза. Ты сама стала инородным телом.

Мельчайшие клетки, из которых состоят ткани, видимы только под микроскопом. Однако некоторые ткани, например в полости рта, можно увидеть невооруженным глазом.

Невооруженным глазом. Как часто ты радовала мои похотливые безоружные глаза. Помню, как ты раздетая идешь в ванную, вижу изгиб твоей спины, выпуклость живота. Ты опускалась на меня для осмотра, и я помню шрамы меж бедер твоих — там, где ты упала на колючую проволоку. Будто тебя рвал хищный зверь, вгоняя стальные когти тебе под кожу, чтобы оставить жесткие отметины собственника.

Мои глаза порхали вокруг тебя как две карие бабочки. Мне покорялись расстояния твоего тела — от одного матового побережья до другого. Мне были известны заросли, где, насытившись, можно отдохнуть. То, что видели мои глаза, сохранялось на невидимой карте. Миллионы клеток, из которых состоит твое тело, отпечатались на сетчатке моих глаз. В своих ночных полетах я всякий раз точно знаю, где нахожусь. Твое тело — моя посадочная полоса.

Ткани твоего рта изучены досконально языком и слюной. Мне известны все хребты и долины, гофрированный свод и костяные крепости зубов. Мягкая гладкая внутренность верхней губы прерывалась в одном месте шрамом. Внутренние ткани рта и ануса заживают быстрее других, но пытливому взгляду остаются следы и знаки. А мой взгляд пытлив. Вот та история, что сохранилась шрамом в ловушке твоего рта: покореженный автомобиль с разбитым ветровым стеклом. Единственным свидетелем той аварии остался этот шрам, зазубренный по краям там, где кожа сохранила следы стежков, похожий на шрам дуэлянта.

Мои безоружные глаза считают твои зубы, включая пломбы: резцы, клыки, коренные, малые коренные. Всего должно быть тридцать два. Но у тебя — тридцать один. После секса ты вгрызаешься в пищу с жадностью, как тигрица, и жир стекает у тебя по губам. Иногда ты кусаешь меня, оставляя на моих плечах неглубокие раны. Ты хочешь, чтобы и в этом мы были похожи? Следы твоих укусов я ношу как знаки отличия. Их можно увидеть у меня на плечах, если я сниму рубашку, но заглавное «Л» внутри, в глубине сердца, недоступно невооруженному глазу.