Сдвинул пару прядей в совершенной челке, подстриженной так аккуратно, что приставленное лезвие ножа подтвердило бы мастерство парикмахера единством линии.
Лицо Кайоши выражало тревогу. Пальцы, покрытые вязью татуировок и сцепленные на груди, подрагивали. Юноша лежал неподвижно, завернутый в коричневые одежды и похожий на початок рогоза, из пуха которого сделали подушку под его головой. Неожиданно он вскочил с сиплым криком, точно подброшенный пружиной. Волосы качнулись, закрывая лицо, Кайоши убрал их и утер со лба липкие капли.
– Первый день Белого Дракона… Седьмой… Нет. Восьмой узел. Двадцать третий день последнего трида.
Тут он услышал постороннего и торопливо улегся на матрац, прищурив глаза до такой степени, что нельзя было понять, спит он или нет, а смотреть все еще получалось. За стенкой появился силуэт грузного слуги, подсвеченный лампой. Спустя мгновение Маэда поднял дверь, облаченную в раму из дерева, ступая на цыпочках по мягким судмирским коврам, подошел к окну и осторожно задвинул створку. Потом так же тихо удалился.
«Светает», – подумал Кайоши.
Его не показывали солнцу вот уже десять лет, с тех пор как юный провидец переступил порог храма. Он не покидал его в светлое время суток и выезжал за ворота лишь два раза в год, когда император устраивал во дворце большие празднества, куда созывались все знатные особы Чаина.
Крайне редко в стране рождались сыновья обоих Драконов – дети, у которых видения будущего перемежались со снами о прошлом. Большинство из них навсегда вошли в историю, став известными на весь мир предсказателями. И только одна неприятность прежде вставала на пути Божьих избранников: иногда они ошибались из-за того, что не могли определить, к какому времени относится очередной сон. То ли это грядущее, а то ли уже случившееся. Но в конце концов служители храмов решили проблему с помощью гипноза, широко распространенного в кругах предсказателей. Они внушали ученикам видеть только будущее, а чтобы Змей – хранитель памяти – не сердился, сыновьям обоих Драконов запрещалось выходить на солнце, к Белому Богу.
В свои пятнадцать Кайоши слыл одним из сильнейших мастеров-предсказателей Чаина. Он никогда не ошибался и не путался, ничего не упускал из виду. Император Ли-Холь благодаря ему был как за каменной стеной, и с каждым годом талант Кайоши распускался все пышнее. Его даже прозвали Цветком, подразумевая очень редкую фиолетовую розу. Юноше льстило такое сравнение. Он уже грезил, как увидит свое имя вписанным в книгу «Достояние эпохи», но тут случилось кое-что вышедшее за рамки.
Вопреки каждодневному внушению, Змей вернул Кайоши сны о былом, а после отнял чистоту канала. Прежде ни один посторонний образ не мог пробиться в сознание сына Драконов, а теперь там появился совершенно чужой, незнакомый человек. Его звали Такалам, и он никак не влиял на жизнь Ли-Холя.
Единственная ниточка связи между ними состояла в том, что чаинские травники придумали яд, которым Такалама собирались убить. Кайоши мог предотвратить это, уничтожив создателей и распространителей отравы. Достаточно было щелкнуть пальцами, чтобы император велел солдатам вырезать их всех до одного и посадить в тюрьму перекупщика. Но Такалам ничего не значил для Чаина, хотя бывал в нем прежде. Он некогда собирался служить императору, но выбрал другого господина. Так почему Кайоши должна заботить его судьба?
Он не собирался потакать посторонним снам и никому не говорил о странностях: только намекни, и десяток претендентов на золоченое место тут же затопчут тебя, задавят под лавиной сплетен и пересуд. Нет. Главный провидец императора должен быть безупречен, и даже старику Цу-Дхо нельзя ничего рассказывать.
Поэтому Кайоши изо всех сил старался игнорировать проблему и вскоре благодаря усердию научился не путаться во времени. Все было хорошо. Он справлялся, хотя спать приходилось больше: Такалам перекрывал часть видений о Ли-Холе, и Кайоши регулярно наверстывал упущенные часы. |