А в присутствии матери ничего не страшно!

Э. Рутман рассказывает о «наиболее ярком и впечатляющем» опыте английского ученого Лидделла, подтверждающем эту гипотезу. У двух пар трехнедельных козлят-близнецов вырабатывали условный оборонительный рефлекс: через две минуты после условного раздражителя козлята получали слабый удар током. Процедуру повторяли несколько раз, пока козлята не обучились реагировать только на условный сигнал. Суть опыта заключалась в том, что половину близнецов (из каждой пары по одному) подвергали обучению в присутствии матери, другую половину — без нее. И те козлята, которых «обучали» в присутствии матери, спокойно разгуливали по клетке: они не боялись; бедные малыши, с которыми проделывали то же самое, но только в отсутствие матерей, в испуге забивались в угол, прижимались к стене.

Но и это еще не все: через два года тех же козлят, теперь уже всех без матерей, поместили в ту же клетку — они вели себя совершенно по-разному. Те, которые пережили «детскую травму» на глазах у матери, вели себя совершенно спокойно; те же, кто в прошлом не мог надеяться на материнскую помощь, проявили себя как настоящие невротики и выражали страх еще до того, как получили удары тока.

Вот каким стойким оказывается подавление страха в присутствии матери!

«Если животное живет в условиях, где отсутствуют стимулы, вызывающие „удовольствие“ (прежде всего мать), страх перед новыми предметами так и не снижается, каким бы разнообразным ни было окружение».

Но вот вопрос: при первом столкновении с матерью детеныш и ее должен воспринимать как новый «предмет»; почему же ее он не боится?

Потому что нервные механизмы страха созревают несколько позже, чем начинает развиваться привязанность. А когда появляется страх перед новым, у детеныша уже есть прибежище — мать.

В раннем детстве число новых впечатлений нарастает ежеминутно; новое — вызывает страх; страх гонит детеныша к матери. Поэтому ягненок не отходит от материнского трупа, и даже голод не может заставить его сдвинуться с места.

Проходит время, накапливается опыт, незнакомого становится все меньше, страхов — тоже. Детеныш обретает самостоятельность, приучается добывать «хлеб насущный», осваивает новые места.

«Теперь основную опасность представляют хищники или такие незнакомые явления, как водопад, обрыв, пожар… Каким же образом животное знает, чего следует бояться и избегать, а что можно (и нужно) исследовать? Наиболее распространенное предположение, что детеныши учатся избегать опасности и даже самих признаков ее, наблюдая за реакцией матери на эту опасность. Трудно, однако, представить себе достаточно длительный (для обучения детенышей) контакт с опасностью, который не был бы серьезной угрозой жизни детеныша. Кроме того, такое обучение предполагает знакомство детеныша с достаточно большим набором признаков опасности (нужно перебрать все возможные нарушения правил, чтобы научиться их не нарушать). Вряд ли такой способ обучения способствовал бы сохранению вида. А главное, животное будет совершенно беззащитно по отношению к такому хищнику, с которым в детстве никогда не сталкивалось».

И снова, — в который уж раз! — здравому смыслу вопреки, действительность опровергает логику рассуждений. Ведь даже если функции матери возьмет на себя мыслящий человек, а не, скажем, коза, даже если он совершенно сознательно попытается провести через все виды обучения пусть козленка — существо «домашнее», подвергающееся куда меньшим опасностям, чем хищное, «вольное» животное, — даже тогда немыслимо будет предусмотреть все решительно ситуации, которые могут встретиться на жизненном пути козленка и в которых ему потребуется проявить «бесстрашие».

Так каким же образом поведение животных позволяет им приспособиться к среде обитания и все-таки выжить?

Заключая свой интересный обзор «Материнская школа храбрости», Э.