На последних выборах в Англии с помощью ЭВМ предсказали результаты голосования — лейбористы, действительно, пришли к власти. Машины помогают распределять жилищную площадь в Москве, где при сотнях тысяч семей, которым улучшают квартирные условия, миллионах квадратных метров в новых домах и несчетном количестве вариантов справиться с этой задачей человеку более, чем трудно. Компьютер — сиделка при больном, пророк исхода заболеваний, объективный диагност; компьютер — художник, композитор, поэт и переводчик. В сущности, возможности ЭВМ не ограничены. Скоро, как я читала, автоматы научатся «рожать» себе подобных — уже проектируются самовоспроизводящиеся кибернетические машины.

И все-таки, как новорожденные младенцы, они беспомощны без человека-создателя. Так что машине — машинное, а человеку — человеческое.

О чем и упоминал неоднократно Норберт Винер.

Ребенок рождается на свет как раз тогда, когда ему положено. Кибернетику породило время, в котором потребности человеческого общества уже не в состоянии были ограничиться тем, чем располагали.

«Нужно иметь храбрость поверить в свои суждения, — писал Винер, — …это ведь единственное, ради чего по-настоящему стоит жить».

Храбрость создателю кибернетики понадобилась изрядная. Его сенсационная книга, вышедшая в США в 1948 году (на русском языке она появилась только через десять лет), вызвала бурю насмешек и издевательств, обвинений в безумии автора и его детища — статьи, содержащей в сравнительно малом объеме всего лишь проект новой науки. Дискуссия «быть или не быть» подняла на ноги весь научный мир: одни считали идеи Винера абсолютно нереальными, называли их «философским вывертом»; другие кричали, что вся его белиберда просто придумана для опровержения гениального учения Павлова; третьи прочили новой «науке» моментальную гибель еще до того, как она шагнет из книги в лаборатории.

На противоположном полюсе стояли «положительные эмоции»: кое-кто прямо-таки захлебывался от восторга — подумать только, «электронный мозг», он сможет со временем заменить наш собственный!

Были ученые, спокойно анализирующие состояние науки и умеющие глядеть в будущее — эти сразу признали огромные возможности кибернетики, считая, что родилась она как нельзя более вовремя.

Кстати, как раз «отождествление» машинного и живого мозга и сыграло роль в первоначальных протестах большинства представителей ученого мира: это уязвляло человека, и люди просто обиделись.

Нисколько Винер не отождествлял электронный мозг с мозгом животного, а тем более, человека! Речь шла о подобии, что, как известно, не является тождеством.

В ходе этой долгой дискуссии стало ясным другое — раз можно создавать машинный мозг, действующий по принципу мозга животных и человека, то какие уж тут могут быть сомнения в материальности этого живого мозга! Разве можно было бы пытаться копировать хоть некоторые, пусть даже единичные параметры его деятельности, испокон веков считавшиеся принадлежностью «души», если бы все это оставалось недоступным для науки уделом господа-бога.

По самой своей сути кибернетика утверждала и доказывала материальность всех проявлений человеческого мозга, включая мышление. На основе рефлексов, идущих по замкнутой дуге с обратными связями, Норберт Винер с Артуром Розенблютом создали науку об управлении и связи в животных, машинах и обществах.

О кибернетике столько написано, что, по-видимому, мало кто из читающих людей не имеет о ней хоть элементарного представления. О Винере написано куда меньше. Поэтому я немного расскажу о нем: Винере — человеке, Винере — ученом, Винере — отце кибернетики (он, правда, всегда и всюду подчеркивает, что отцов было два: он сам — математик, и друг его Розенблют — физиолог).