– Вайле-е-ет, Вайле-е-ет, давай, просыпайся, маленькая. Пора, открывай глазки.

Я хотела сказать, что не сплю, но, кажется, получилось только какое-то хриплое мычание. К моим губам что-то поднесли и заставили сделать глоток. От крови меня мгновенно подбросило, будто ударило молнией, и я открыла глаза.

Увидела Эдварда, склонившегося надо мной, вглядывающегося с беспокойством в лицо. Сам он был бледен и, судя по всему, очень нервничал.

– Получилось? – просипела так, будто мой голос – это несмазанное колесо повозки.

– Получилось, но я за тебя очень переживал. Ты долго не приходила в сознание.

– Сколько?

– Шесть часов. Надо проверить, есть ли провалы в памяти. Я буду задавать вопросы.

Допрос с пристрастием, устроенный мужем, длился, по моим ощущениям, еще пару часов, хотя он и клянется, что это были всего пятнадцать минут. Не верю!

Потом я все же смогла сесть. Оказалось, Эдвард перенес меня в спальню и частично раздел. Вроде как даже чем-то пытался лечить, потому что на тумбочке в беспорядке валялась аптечка, из которой торчали какие-то трубки.

– Ты переливал мне кровь?

– Не успел. Но если бы ты не очнулась в течение суток, пришлось бы.

– А откуда этот запах? – чувства возвращались поэтапно, вот как раз сейчас вернулся нюх. – Ой!

Я дотронулась до висков – хотела помассировать, потому что там стучали уже не молоточки, а целые кувалды и становилось только хуже, – и вляпалась в какую-то зеленоватую мазь.

– Что за гадость?

– Это должно было быстрее привести тебя в чувство – мазь из первоцветов Кариолы.

– О! Я слышала о ней, она же безумно дорогая.

– Ну так и мы не бедные. Вайлет, вот уж о чем тебе не стоит беспокоиться, так это о деньгах.

– Непривычно. Прости.

– Так как ты себя чувствуешь?

– Голова болит. Сильно, – пожаловалась я и завалилась на постель, растирая виски.

– Это пройдет, может, через день-другой. Сейчас тебе надо поспать.

– Мне работать надо.

– Ну и много ты в таком состоянии наработаешь?

– Ты прав. – Как только я пыталась сосредоточиться и подробно что-то рассмотреть, перед глазами появлялись черные точки, а в голове бился набат. Когда расфокусировала взгляд, все возвращалось к первоначальному состоянию. Изучать документы сейчас просто не получится.

 – Спи, Вайлет.

– Эдвард, ты мне правда не врешь, все получилось? Я теперь не завишу от Гарольда?

– Насколько я могу судить – да, но это требует проверки временем.

– И долго? Когда я смогу вздохнуть свободно?

– Не знаю, Вайлет. То, что мы сегодня проделали, – слишком тонкая материя, чтобы что-то сказать однозначно. Не буду тебе врать, да ты и сама все понимаешь.

– Но это лучше, чем ничего.

– Верно. А теперь все, отдыхай. А то ты уже по цвету лица стала напоминать гуля.

– Спасибо, – тихо сказала уже в закрывающуюся дверь и прикрыла глаза. Резь и боль становились вовсе невыносимыми.

Я проснулась только через сутки и выползла к подозрительно уставшему, я бы даже сказала, изможденному Эдварду. Он был один в обеденном зале и медленно потягивал кровь. Села рядом, тут же Берт налил и мне бокал.

– Что-то случилось?

– Нет, все идет почти по плану – вывозим людей. Только со мной связались несколько соседей, просились на зафрахтованный нами дирижабль.

– Там же места почти нет.

– Да, пришлось отказать. Забрали только беременную женщину и троих детей.

– Но ведь еще ничего не случилось, возможно, дирижабль успеет вернуться?

– Скорее всего.