Насколько успешно выполнялась программа — неизвестно. По крайней мере, последний пункт нарушался в XVII веке самим правительством настолько часто, что служилым иноверцам было роздано так много земель с православными крестьянами, что, когда правительство пригрозило лишить всех иноверцев таких владений, это вызвало их массовую добровольную христианизацию. Но все это будет позднее, во времена патриарха Иоакима (1674-1690); во времена же Гермогена до массового и тем паче принудительного обращения в православие было еще далеко.

Особый интерес вызывает уникальная лояльность христианских властей к восточным религиям (прежде всего — мусульманской). За исключением запрещения строить мечети в Казани (где муллы были вдохновителями борьбы с Россией) и захвата отдельных языческих капищ в ходе боевых действий в Сибири (где они служили для сбора местных ополчений), никаких утеснений или ограничений на иноверие не накладывалось, иноверцы жили своей жизнью.

Иное отношение было к неправославным христианам. Костелы и кирхи на Руси были запрещены. На Восток отправлялись священники, церковные книги и утварь, колокола и иные средства помощи первопроходцам в строительстве ими православных храмов. На Запад шли войска с приказами неукоснительно уничтожать «богомерзкие» христианские храмы. Даже известный миролюбием царь Федор Иоаннович, отвоевавший у Швеции часть, а потом и всю Карелию, неоднократно повелевал «очистити» территорию от лютеранских «капищ» и «идолов», «сокрушити» их начисто — в то время как усеивающие его восточные владения настоящие капища и идолы, кажется, не вызывали у царя никакого беспокойства. В стремлении к пролитию христианской крови русские не отличались от представителей иных христианских конфессий, уступая католикам и протестантам разве что в масштабах и утонченности истребления и утеснения «братьев во Христе».

Особенности движения России на линии Запад — Восток (с мечом в одну сторону и серпом в другую) определяют характер дятельности Гермогена в первый (восточный) и последний (времен борьбы с интервенцией) периоды его архиерейского служения (средний приходится на гражданскую войну). В Казани, после упомянутого несколько доносительного послания, он действовал исключительно позитивно, укрепляя нравы и дух паствы и не замечая наличия вокруг целого моря иноверцев.

Митрополит уделял внимание даже таким случаям нарушения чинности церковной службы, когда священники и дьяконы для скорости читали и пели разные тексты одновременно (враз до 5-6 голосов!), в то время как миряне дремали, озирались по сторонам или разговаривали. В «Послании наказательном всем людям» Гермоген довольно мягко заметил, что «ведает» и «зрит» нарушителей.

Среди жителей пограничных районов и первопроходцев, особенно казаков, церковного радения было гораздо меньше. Только в официальной истории поселенцы всегда заботились о душе раньше, чем о нуждах бренного тела, не забывали взять с собой священника и, перекрестясь, начинали осваивать земли со строительства храма. В действительности же — нередко буйные ватаги больше полагались на самопал, чем на святой крест, а мирные земледельцы уходили в леса и степи Поволжья, в Приуралье и за Урал, отягощенные главным образом орудиями и оружием, скотом и семенами; не случайно вслед воеводам царь специально посылал все необходимое для церковной службы.

Православие могло сыграть тем большую роль в успехе русской колонизации, чем больше его можно было унести в душе, не отягощая натруженную спину первопроходца. А когда Бог был высоко, а царь далеко, кто мог поддержать россиянина среди «тьмы идолопоклонников»? Конечно, святые, в Русской земле просиявшие, свои, понятные заступники, отправлявшиеся с дружинами за тридевять земель.

3. Освящение подвигом

Самый закоренелый материалист не может отрицать психологического феномена душевной поддержки, рожденной укоренившейся надеждой на своего святого.