Пятеро женщин весело рассмеялись. Джинни почувствовала теплоту и сердечность в их отношениях и понемногу расслабилась.

Элли сказала с лукавой улыбкой:

— Если ты положила глаз на Карра, Руби, смотри, чтобы Кэтти Кинг не заметила, не то вы с ней сцепитесь, как дикие кошки.

— Ты тоже обратила внимание, что она с ним заигрывает?

— Все это видят, Руби, дорогая. Она бесстыдница. Вот увидишь, попадет в беду, — мрачно предрекла Элли.

Люси отложила в сторону свой гребень.

— Надеюсь, что нет. Вряд ли мистер Карр ей поддается. Он немного заносчивый, но добрый. Мне он нравится. И он помогает мне.

Руби и Мэтти согласились с ней. Джинни не подавала голоса в разговоре о Стиве Карре, но Люси, заметив это, подмигнула ей. Она поняла, что их стычка с проводником не прошла незамеченной.

— Боюсь, что Мэтти и Луиза доставят ему хлопот. Остальные вроде бы ничего, только вот жена Дэниэлса временами невыносима. Стонет и жалуется, что янки сожгли их дом, а муж охромел после ранения. У всех нас свои беды, война дорого стоила южанам, но на новых землях мы начнем новую жизнь, надо верить в это.

— Ты права, Люси, дорогая, — отозвалась Элли. — Но не будем сплетничать и плохо отзываться о других, а то Анна подумает, что мы здесь живем недружно.

— Ну что ты, Элли, дорогая. Я вижу, как вы хорошо относитесь друг к другу, рада подружиться с вами.

— Ну так расскажи свою историю, Анна, — напомнила Мэри.

Джинни начала рассказывать, мешая правду и вымысел:

— Мне без трех недель девятнадцать лет. Мать я потеряла еще ребенком, вспоминаю о ней с грустью. Отец купил ранчо в Техасе, куда мы сейчас и направляемся. До войны он владел складами, но налоги, которые ввели янки, съедали все доходы. Он решил не дожидаться банкротства и все продал, чтобы купить ранчо и иметь средства на переезд. Моя тетя содержит меблированные комнаты со столом; она собирается продать свой бордингхауз и последовать за нами в Техас — но позже, когда мы с отцом уже устроимся там. И, может быть, к тому времени уже начнут действовать железные дороги: она старшая сестра отца, и путешествие в фургоне ей не по силам.

— Тебе трудно пришлось, когда отец был на войне? — спросила одна из женщин.

— Нет, — извиняющимся тоном ответила Джинни, — отец отослал меня на север, в школу в Пенсильвании. Он думал, что там будет безопаснее до конца войны. У меня ведь не было матери, и он боялся за меня. Он оказался прав: армия Шермана пронеслась по Джорджии, словно смерч. Сколько имений было разрушено! Отец счел, что мне лучше оставаться на Севере, а когда кончилась война, приехал за мной. Мы вернулись две недели назад. Ту неделю, что здесь обучали мужчин, я жила в городе у тети.

— Ты рада, что вернулась на Юг?

— Да, Мэри. На Севере отвратительная холодная зима, да и сами янки такие противные и холодные. Трудно жить вдали от дома. Нам, девушкам с Юга, приходилось делать вид, что мы за янки, лиционистки, а не то бы девчонки с Севера нас заклевали. Конечно, нас можно назвать трусихами, но другого выхода не было. Некоторые мои подруги пытались убежать из школы, но это им не удалось. Их арестовали в Пенсильвании, Остальные не рискнули — пришлось бы пробираться через зоны сражений, нас могли счесть за лазутчиков… Поэтому я и остальные южанки все годы войны оставались в Пенсильвании и должны были лгать и лицемерить, скрывая свои симпатии к Югу…

— Да, представляю, какая это была ужасная жизнь, — прошептала Руби.

— Это действительно было ужасно…

— Бедная девочка… Зато как же ты рада была вернуться на Юг, — ласково сказала Люси.