Там, за дверью, скорее всего, погиб страшной смертью его товарищ, но он старался пока не думать об этом: главное — посадить самолет, чтобы не пострадали пассажиры.
Командир продолжал снижение, выключил оба двигателя, после приземления выпустил тормозной парашют и применил аварийное торможение.
Он мог гордиться: посадка была произведена настолько мягко, что никто из пассажиров не понял насколько они были близки к гибели. Только в процессе пробега по посадочной полосе начала складываться носовая стойка.
Сразу после приземления второй пилот и штурман спрыгнули на землю, не дожидаясь трапа, и стали принимать пассажиров. Бортпроводницы помогали пассажирам добираться до выхода и спускаться в объятия членов экипажа. Обе они еще не верили, что опасность позади, но какой ценой!
Перед глазами Ереминой все еще стоял коренастый пассажир в плаще; она все время вспоминала, как он положил на сиденье в первом салоне темный потрепанный портфель и протянул ей конверт…
Она хорошо видела, что палец террориста все время лежал на кнопке находившегося у него в руках металлического цилиндра. Когда бортмеханик Грязнов подошел к террористу и, чтобы отвлечь его стал разговаривать с ним, Еремина, улыбаясь пассажирам, напряженно ловила обрывки разговора Грязнова с преступником.
— …А если в Хельсинки сядем?
— В Хельсинки мне не надо. Если летим в Хельсинки — я взрываю. Нечего тут со мной лясы точить, идите, работайте, летите, куда сказано…
В иллюминатор Еремина увидела окрестности Пушкина. Она пошла в пассажирский салон, улыбаясь, раздала пассажирам конфеты, проверила, все ли пассажиры пристегнуты, потом они с Мариной Хохревой сели на 23-й ряд, тоже пристегнулись, и почти сразу после этого в носовой части самолета раздался взрыв. Он произошел за тридцать секунд до касания колесами самолета взлетно-посадочной полосы…
Самолет коснулся земли и вскоре остановился, уткнувшись носом в землю; члены экипажа стали эвакуировать пассажиров через переднюю дверь, стюардессы вышли последними.
Личность террориста была установлена сразу же: им оказался 47-летний житель Днепропетровской области Иван Бидюк, — не затравленный диссидент, для которого важно было любой ценой вырваться на Запад, а тяжелый психически больной, к тому же с уголовным прошлым, отбывший наказание в виде пяти лет лишения свободы за то, что на почве ревности изрезал жену ножом и нанес ей тяжкие телесные повреждения. Угрюмый, неприятный человек, с манией сутяжничества.
Идею бегства в другую страну, где поймут его, непонятого на Родине борца за справедливость, Бидюк вынашивал давно, веще в пятидесятых годах, по словам его родного брата, он пытался перейти границу на территории Армении. Однако проверкой, проведенной в ходе следствия по Закавказскому пограничному округу, не было установлено факта задержания Бидюка при попытке нарушения государственной границы или появления его в пределах пограничной зоны. Позже я узнала, что попытки нарушения границы с нашей стороны тогда замалчивались: нарушителя ловили и просто отправляли восвояси, без всяких возбуждений уголовных дел, чтобы ни в коем случае не дать повода вражьим голосам злорадствовать, будто советские люди пытаются сбежать на Запад.
В то время Бидюк уже проявлял признаки психического заболевания, — возможно, последствия двух черепно-мозговых травм. Все его родные единодушно рассказывали, каким он был тяжелым в общении человеком: мрачным, обидчивым, упрямым. В заключении посмертной судебно-психиатрической экспертизы его поведение объясняется ипохондрическим синдромом.
Из допросов родственников Бидюка сотрудники Комитета государственной безопасности узнали, что он, оказывается, собирался еще 7 апреля, на рейсе Днепропетровск — Тбилиси, потребовать у экипажа направить самолет на посадку в Турцию, на аэродром Трабзон, под угрозой взрыва имеющегося у него взрывного устройства, начиненного более чем двумя килограммами взрывчатки. |