— Ха-ха! Это меня больше всего и забавляет. Они самонадеянно ввели в оборот понятие времени и думают, что кроме настоящего есть ещё прошлое и будущее. Человек напоминает мне муху, ползающую по грандиозному художественному полотну, созданному Великим Мастером. Муха чувственно ощущает своими маленькими цепкими лапками лишь отдельные грубые мазки и думает, что место, где она только что проползла уже прошлое, а впереди её ждет будущее — такой же нелепый бесформенный мазок. И это в то время как гениальная картина начала и конца этого мира уже давно создана. Лишь избранные могут видеть и воспринимать её целиком. И то отдалившись на значительное расстояние.

— И себя ты, конечно, причисляешь к одному из посвященных в тайны мироздания? Великое заблуждение, приятель. Твои лукавые глазки тоже смотрят, а не видят. Этот мир не застывшая картина, а постоянно меняющаяся гениальная с непредсказуемым эпилогом пьеса, допускающая импровизацию актеров. Нам только остается направлять их устремления и энергию в нужном направлении — Да разве же можно успеть за каждым из этой массы расплодившихся двуногих тварей?

— Это и не нужно. Большинство людей и без понуждения играет по нашим правилам. Настоящий охотничий азарт должен просыпаться, когда человек стремится к добру и справедливости. Не к сытному обеду будь они упомянуты.

— Например, как вон тот литератор Волин со счастливой улыбкой бредущий по Арбату? В своих книгах он с завидным постоянством искренне призывает к добру и справедливости. С ним нелегко будет справиться и заставить играть нужную роль. Давай заключим пари, одержишь ли ты над ним победу.

«Ишь, как ловко Себ расставляет мне ловушку. Словно коварный претендент, метящий на мое место. Надо быть осторожнее. Но уклоняться от вызова я не буду. Этот хитрец сам попадется в приготовленный им капкан».

— Хорошо, Себ. Я согласен заключить с тобой пари на душу этого литератора. Что ставим на кон?

Ни секунды не раздумывая, Себ, изобразив на подвижном лице наивное простодушие, протянул смуглую поросшую густыми черными волосами тонкую руку: На две порции пиццы!

Анатас с демонстративной доверчивостью с размаху хлопнул своей ладонью о ладонь тайного конкурента. И довольный собой Себ, вкрадчиво поинтересовался:

— Ну и как ты это планируешь сделать?

— Сначала, подскажи мне, который час?

Себ с показной неторопливостью вытянул из жилетного кармашка за массивную цепочку луковицу часов и со звоном открыл крышку. Анатас с любопытством посмотрел на антикварное изделие: большая секундная стрелка в виде длинного копья, суетливо дергаясь, приближалась к часовой, выполненной в виде массивного топора. Лезвие топора свисало вертикально вниз, строго указывая на римскую цифру VI под которым было изображено лицо придворной красавицы фрейлины с высокой средневековой прической. Под другими цифрами красовались головы молодых и старых людей, в богатых камзолах и в нищих рубахах. И не оставалось сомнений, что они неминуемо станут жертвами копья и топора, когда настанет их черед.

«Такие часы получают по нашему ведомству лишь за особые отличия. Себ потерял осторожность или даже не считает нужным скрывать, что пришел по мою голову? Ну что же, он молод, напорист, тщеславен и хочет заполучить такой лакомый кусочек как старый Арбат со все его славной и страшной историей. Но за мной опыт и умение драться до конца. Я тоже не сразу стал здесь наместником. И легко уступить центр Москвы какому-то тщеславному выскочке я не намерен».

— Послушай, Себ. Сейчас ровно шесть часов вечера. Я утверждаю, что не успеет грозный топор пробежать даже один круг как в разных концах города совершатся новые кровавые преступления и со сцены исчезнут ещё два действующих персонажа затеянной мной пьесы. Я ясно вижу как именно в этот момент инженер Козин кладет в сумку мочалку, а студент Косов уже выходит из дома.