|
Достаточно вспомнить, как в 1801 г. английская эскадра под командованием Нельсона устроила самый настоящий пиратский налет на датскую столицу Копенгаген: внезапно появившись на рейде, английские фрегаты открыли огонь по датским кораблям и городу (притом, что обе страны вовсе не находились в состоянии войны). Мотивировка? Дания могла примкнуть к антибританской коалиции, сколачивавшейся Наполеоном. Не «примкнула» — могла примкнуть. Вот и решено было дать датчанам урок… и ни малейшего стыда англичане не испытывали ни тогда, ни впоследствии. Сохранилось циничное послание Нельсона датскому командованию: «Лорд Нельсон имеет указание пощадить Данию, если она не будет далее оказывать сопротивление, но если датская сторона будет продолжать вести огонь, лорд Нельсон будет вынужден сжечь все ее плавучие батареи, которые были им захвачены, не имея возможности спасти храбрых датчан, защищавших эти батареи».
Другими словами, Нельсон, пиратски напав на город, взял заложников и угрожал их перебить, если защитники столицы не сдадутся… Чем эти лучше Бонапарта? (За эту бойню, в которой погибло более двух тысяч человек, Нельсон после возвращения домой удостоился салюта из всех орудий Тауэра и титула виконта. Ордена, на который адмирал рассчитывал, он, правда, не получил — как-никак меж Данией и Англией не было официально объявленного состояния войны, и приходилось соблюдать минимум приличий…) После бандитского налета на Копенгаген английская эскадра планировала повторить то же самое в Кронштадте и Петербурге и повернула назад, лишь получив известие о смерти Павла… В этой смерти, как и в убийстве Петра III, виноваты те же персонажи — зажравшиеся гвардейцы. Как и отец, Павел пытался навести порядок, заставить дармоедов служить по-настоящему. Болотов писал: «…не успел вступить на престол, на третий уж день чрез письмо к генерал-прокурору, приказал обвестить везде и всюду, чтоб все, уволенные на время в домовые отпуски, гвардейские офицеры непременно и в самой скорости явились к своим полкам, где намерен он был заставить их нести прямую службу, а не по-прежнему наживать себе чины без всяких трудов. И как повеление сие начало, по примеру прочих, производиться в самой точности, то нельзя изобразить, как перетревожились тем все сии тунеядцы, и какая со всех сторон началась скачка и гоньба в Петербург. Из Москвы всех их вытурили даже в несколько часов, и многих выпроваживали даже из города с конвоем…» «Сии тунеядцы» возьмут свое через четыре года — сначала распространив несметное множество самых грязных слухов и сплетен о мнимом безумии императора. Потом подоспеют английские денежки — через любовницу британского посла Уэнтворта Ольгу Жеребцову, сестру екатерининских фаворитов братьев Зубовых. И, взойдя на престол по неостывшему телу отца, Александр I поспешил успокоить сообщников: «Все при мне будет, как при бабушке!» Другими словами — Россия вновь свернула в тупик… Меж тем сохранились иные отзывы о Павле. Прусский посланник Брюль так охарактеризовал в докладе императору реформы Павла: «Недовольны все, кроме городской черни и крестьян». Это вполне перекликалось с воспоминаниями будущего декабриста Фонвизина: «В это бедственное для русского дворянства время бесправное большинство народа на всем пространстве империи оставалось равнодушным к тому, что происходило в Петербурге — до него не касались жестокие меры, угрожавшие дворянству. Простой народ даже любил Павла…» Коцебу, немецкий литератор и русский разведчик, писал: «Из 36 миллионов русских по крайней мере 33 миллиона имели повод благословлять императора, хотя и не все сознавали это». Свидетельство Коцебу тем более ценно, что он в свое время побывал в сибирской ссылке по приказу Павла — но сохранил объективность. |
