Поездку в Кортину я решил пока отложить, а сам тем временем переговорил с капитаном Брайетчем, британским секретным агентом, который действовал в этой местности, и мы условились поделить территорию между собой. Мне предстояло взять под начало две бригады партизан, так называемую дивизию «Нанетт».

Данное подразделение оказалось коммунистическим. Я обнаружил, что мне придется командовать дивизией одних начальников — она состояла сплошь из разного рода командиров, их заместителей и политических комиссаров; простых же, рядовых партизан, которые бы выполняли тяжелую и опасную работу, было мало. Вообще говоря, многие коммунисты, занявшие ключевые посты в подполье, были только на двадцать процентов заняты борьбой с нацистами, а на восемьдесят — деятельностью, диктуемой интересами Советской России. Вскоре мы обнаружили, что они прячут захваченное у немцев оружие, чтобы пустить его в ход после того, как война закончится и американцы уйдут. То, чем займутся итальянцы после войны, было их внутренним делом, но мы присылали партизанам оружие для того, чтобы сохранить жизни как можно большему числу американцев, освобождавших Италию от нацистов, и я хотел, чтобы оно использовалось именно для этой цели.

Впрочем, многие из числа рядовых партизан были славными и смелыми ребятами. Одна девушка-коммунистка, чье имя было Мария, стала моим личным ординарцем; подвергая себя опасности, она проносила сообщения для меня через немецкие посты в своих трусиках и бюстгальтере. Марии было велено следить за мной, однако она, проникнувшись ко мне симпатией, предупредила меня, когда «американца» было решено убить.

Каждую ночь я связывался по рации с базой УСС в Бари и докладывал о местах расположения складов боеприпасов и горючего, которые следовало разбомбить нашей авиации, говорил о том, какие немецкие части передвигались по шоссе и через перевал Бреннер, и сообщал, что удавалось узнать о состоянии морального духа немцев, а также об их снабжении провиантом.

Я обучал партизан осуществлению диверсий, и одним из самых замечательных средств, которые у нас имелись для этих целей, были стальные дорожные колючки с четырьмя остриями, одно из которых всегда торчаао вверх. Эти штуки разбрасывать по шоссе могли даже дети. Из-за постоянных налетов наших пикирующих бомбардировщиков немцы осуществляли все свои перевозки по ночам и пропарывали шины автомашин этими колючками. Мы также натягивали поперек дороги черную проволоку, соединенную с минами, и прятали мины в лошадином навозе посреди дороги. Своими ловушками мы доводили немцев до бешенства, так что они даже пытались пускать впереди собак. Но, удавалось ли вам когда-нибудь добиваться от собаки, чтобы она бежала по дороге только по прямой вперед?

Днем мы скрывались, живя с партизанами или прячась в заброшенных домах и стогах сена, или забирались в свои спальные мешки, укрытые в кустарнике.

Всего в нашем районе действовало четыре группы британцев и американцев, снабжаемых по воздуху. Мы отыскивали сбитых американских летчиков (всего их оказался двадцать один человек) и возвращали их по каналам подполья так быстро, как только могли.

После того, как они выпрыгивали с парашютом, мои партизаны спешили найти их прежде немцев и фашистов, которые нередко убивали наших пилотов прямо на месте приземления. В связи с данным обстоятельством последние обычно выхватывали свои револьверы едва поднявшись на ноги, и партизанам, среди которых лишь немногие могли что-то сказать по-английски, было иногда трудно дать знать им, что они — друзья. Один раз они привели летчика, который рассказал, что когда он увидел двух крепких парней, бежавших к нему через поле, то вытащил свой револьвер 45-го калибра и уже был готов подстрелить обоих, когда один из них принялся выкрикивать английские ругательства, имена, названия сигарет и сленговые слова, после чего он сунул «пушку» обратно в кобуру.