Утром 14 августа Хирохито созвал Высший совет. Оба начальника штабов и военный министр опять стали яростно возражать против капитуляции, тогда император грозно взглянул на них и сказал:

— Решение о принятии Потсдамского ультиматума далось мне нелегко. И оно не может быть изменено. Если войну не остановить сейчас, то окажется уничтоженным не только государственное устройство Японии, но и весь ее народ. В будущем Япония будет совершенно лишена средств ведения войны и, таким образом, сможет в полной мере наслаждаться миром. Чтобы быть понятым моим народом, я приготовил проект императорского указа. И я требую,— тут он снова грозно посмотрел на милитаристов,— чтобы все присутствующие были со мной согласны.

К вечеру указ был окончательно готов. В 11 часов император закончил его запись, и посыльный уже собрался отнести ее в студию радио Токио, когда у дворца собралась почти тысяча недовольных капитуляцией военнослужащих. Прежде чем они проникли внутрь, запись была заперта в сейф Хирохито.

Шесть раз мятежные солдаты вторгались во дворец, разыскивая запись и маркиза Кидо, которого они намеревались убить за ту роль, которую, как они считали, он сыграл в принятии решения о капитуляции. Кидо в это время прятался в потаенном подземном коридоре, как и император, скрывавшийся в другой части дворца и тоже опасавшийся убийства. Тем временем другие мятежники сожгли дотла дом Судзуки.

На следующий день, в четыре часа пополудни, военный министр Анами, потрясенный попыткой переворота и собственным противостоянием императору, совершил самоубийство. Вскоре после восьми вечера прибыл генерал Шидзуити Танака из командования восточной линией обороны и убедил солдат разойтись. Два офицера из их числа застрелились, а следом за ними на своей квартире застрелился и генерал Танака. Наконец по радио стали передавать указ императора, и японцы услышали голос самого Хирохито, сообщившего о безоговорочной капитуляции страны.

Как номинальный правитель Японии, император, конечно, формально разделял вину лидеров государства за развязывание войны. Однако это не умаляет трагичности положения символической фигуры микадо, который осмелился осадить своих милитаристов-фанатиков, посягнуть на их власть и огромным напряжением воли заставить капитулировать.

Томас ДЖОНСОН

ТЕПЕРЬ ОБ ЭТОМ МОЖНО РАССКАЗАТЬ

Поток историй, которые «теперь можно рассказывать», о действиях секретных служб во время войны, может создать впечатление, что наша тайная война была одной непрерывной процессией от победы к победе. Правда же заключается в том, что при всех блестящих успехах мы пережили и много неудач и провавдв — частью не неизбежных — стоивших нам немало жизней, денег и времени.

И успехи, и провалы были одинаково поучительны. Впечатляющие результаты четкой работы разведки ясно показывали, насколько она была важна. Наши неудачи, большая часть которых приходится на начало войны, демонстрировали, чем может оборачиваться неподготовленность и неграмотное импровизирование.

Просто поразительно, насколько слабо мы были информированы на тот момент, когда грянул Перл-Харбор. Помощник государственного секретаря Дин Ачесон признал, что техника сбора сведений, применяемая государственным департаментом, по своей сути мало отличается от той, что существовала в дни войны за независимость. Военно-морская разведка ничтоже сумняшеся приняла неправильные оценочные данные о местонахождении японских авианосцев: там считали, что эти корабли пребывают в своих территориальных водах. Из нескольких наших служб, собирающих информацию,— армейской, военно-морской, государственного департамента и других — ни одна не делала свою работу грамотно, и ни в одной из них не знали, чем занимаются другие, а сотрудничали они редко.