– Врата охраняют пути и держат демонов запертыми в преисподней. Врата должны были не дать заклинанию сработать. Но оно сработало. Это было испытанием. Серебряная кровь сумела прорваться через преграду. Чарльз подозревал, что Люцифер выбрался в мир путем, которого мы не ожидали и не предвидели.

– Но каким?

– И вправду – каким? Особенно после того, как Совет принял меры с учетом самой серьезной угрозы.

– Боже мой. Я совершенно об этом позабыла, – выдохнула Мими, прижав ладони к щекам, словно пытаясь спрятаться от истины. – Это же был ты. Это ты забрал Габриэллу после того, как у меня не хватило на это храбрости.

Кингсли кивнул. Это задание поручили близнецам, но те отказались, заявив о его неправомерности, и тогда они с Форсайтом похитили Габриэллу из ее комнаты. Он помнил все. Роды в полной тишине, перепуганных повитух, Чарльза с Лоуренсом, забирающих дитя… обгорелые пеленки, ужасный запах смерти вокруг. Затем Габриэлла проснулась, не помня ни о постигшем ее тяжком испытании, ни о том, что она вообще родила дитя.

– Думаю, никто из нас не простил себя за то, что мы сделали в ту ночь. Ни я, ни Лоуренс, ни Чарльз, ни Форсайт. Война – ужасная вещь. В ней нет места для милосердия. – Лицо Кингсли исказилось. У него пропало всякое желание продолжать разговор. Несчастный Лоуренс, его друг и наставник! А теперь и Чарльз пропал. – В общем, это все.

– Ах, Кингсли… – мягко произнесла Мими. Кингсли поднял голову и, к своему удивлению, обнаружил, что у Мими на глаза навернулись слезы. Она нежно погладила его по щеке.

Мими молча смотрела на него, и в ее глазах он увидел прощение и понимание, две вещи, о которых сильнее всего мечтал и которых менее всего ждал. В Рио Кингсли преследовало ощущение, будто он малость злоупотребил сложившейся ситуацией – они так устали после того броска через джунгли, что она наверняка была слегка не в себе, когда той ночью постучалась в дверь его комнаты и искала утешения в его поцелуях. Именно поэтому с тех пор он держал Мими на расстоянии.

Но теперь она была здесь. И сама потянулась к нему. И произнесла:

– Мне ужасно, ужасно жаль…

Он ждал этих слов целую жизнь – множество жизней, – он жаждал их услышать, и особенно жаждал их услышать от Азраила, от той, что пренебрегала им на протяжении столетий (не только Аббадон увивался за девушкой, которую не мог заполучить). Она насмехалась над ним в Риме – надменная красавица Агриппина, у которой никогда не находилось времени для такого ничтожества, как Гемелл, – над редкостью, одинокой душой, которая никогда ни с кем не была связана узами. Над Гемеллом, который любил и боготворил ее издалека. И вот теперь она в его объятиях…

Победа была сладка. Кто бы мог знать, что путь к сердцу женщины лежит через душу порядочного мужчины?

Кингсли Мартин никогда не понимал женщин. Но это не имело значения. Ему и не надо было понимать Мими. Ему нужно было лишь одно – любить ее, и это он мог.

Архивные материалы Хранилища

Наследие Ван Аленов и Пути Мёртвых

Перед смертью Лоуренс ван Ален открыл Шайлер тайну: она была наследницей не только имени ван Аленов. К ней переходило иное, очень важное наследие. Лоуренс велел ей выяснить подробности у Чарльза, но тот попал в засаду, устроенную Серебряной кровью во время Вампирского бала в Париже, и оказался пойман в «сабвертио», заперт в белой тьме. Разузнать, что именно было ему известно, стало невозможно.

Однако же, когда Шайлер вернулась в Нью-Йорк, Аллегра вышла из комы – ее пробудила из бессознательного состояния глубинная память о другой дочери, – и в безопасности глома она смогла поведать Шайлер историю врат ада и путей мертвых.