Гости, так же как убранство и угощение, несли на себе печать изысканности. Мужчины были в простых, но дорогих костюмах; наряды женщин – от Норелла, Халстона, Ива Сен-Лорана и Дживенчи – отличались такой же дороговизной, но гораздо большей вычурностью. Разговор, как всегда, сводился к профессии.

Несчастные американцы, вынужденные жить за пределами кинематографического королевства, передавали из уст в уста последние новости о том, что это ЦРУ организовало в прошлом месяце подслушивание штаб-квартиры Демократической партии в отеле «Уотергейт»; на дружеских коктейлях обсуждали, правда ли, что Марта Митчелл сошла с ума; и решительно все, от Сиэтла до Сарасоты, гадали, сколько времени понадобится Джорджу Мак-Говерну, чтобы выбросить Томаса Иглтона из списков кандидатов в вице-президенты – коль скоро в печать просочились слухи о его помещении в психлечебницу. Долгое жаркое лето 1972 года оказалось как никогда щедрым на события и интриги, но в этом избранном кругу ничто не имело значения, кроме кинематографа. Обзаведясь подходящей ракетой-носителем, можно было в мгновение ока взмыть в небеса, стать звездой на голливудском небосклоне. И наоборот, один неверный шаг – и менеджеры забудут ваше имя, метрдотель «Чейзена» усадит за ваш столик других посетителей, а продюсеры, которые еще вчера ползали на брюхе, чтобы заключить с вами контракт, будут слишком заняты, чтобы подойти к телефону.

Этот мир не мог бы существовать без атмосферы борьбы и соперничества. Ставкой в игре были власть и могущество. А игровой площадкой – такие вечеринки, как эта.

– Поверь, дорогуша, стоит разок взглянуть – и ты будешь умолять его сняться в твоем фильме. Это белокурый Аль Пачино.

– Кэрол Линли, только брюнет…

– Молодой Питер О'Тул…

– Рослая Ширли Мак-Лейн…

– Рок Хадсон, только пониже…

С течением лет менялись имена, но игра оставалась прежней.

Проработав возле бассейна с полчаса, Мэтью вновь увидел ту девушку. Вернее, услышал. Ансамбль «Экспресс самоубийц» сделал перерыв, и во внезапно наступившей тишине отчетливо прозвенел женский смех. Мэтью оглянулся и увидел ее в обществе двух актеров – очевидно, один сказал что-то очень смешное.

Сначала Мэтью не узнал это чудное видение в греческой тунике из белого шелка, с волнистыми, отливающими серебром волосами. Но потом поймал на себе взгляд спокойных серых глаз и понял, что эта сирена с лицом боттичеллиевского ангела никак не могла быть секретаршей. Он приподнял бровь в знак признания своей ошибки. Она чуть заметно улыбнулась.

В это время к нему подошел официант – за напитками, и Мэтью занялся «Маргаритой». А когда снова поднял голову, девушки уже не было.

Тина сидела рядом с мужем в золотистом роллс-ройсе «корних», который медленно, в составе длинной вереницы лимузинов, тащился к воротам усадьбы Джошуа Бэрона.

– Я уже говорил, что ты неподражаема? – спросил Корбет Маршалл.

– Да, но повторить никогда не мешает, – с довольной улыбкой ответила Тина. Зная, что к ее светло-оливковой коже идут яркие тона, она надела обтягивающее фигуру ярко-розовое с фиолетовым платье из шелестящего шелка от Пуччи. Чулки цвета спелой сливы подчеркивали красивую форму ног – так же, как босоножки на высокой шпильке, с ремешками вокруг щиколоток.

Для женщины ее роста – около ста пятидесяти пяти сантиметров – Тина обладала необычайно длинными ногами. Муж не раз говорил, что она состоит из ног и грудей. И Корбету это безумно нравилось. Рослый, импозантный мужчина с сединой на висках, он был в Голливуде исключением из правил – не волочился за другими женщинами.

– О Господи! – воскликнула Тина.