– Не извиняйся за то, что ты влюблен. – Джилл спрыгнула с кровати и начала подбирать разбросанную одежду. – Я лично нахожу это состояние лучшим на свете. – Она натянула крохотные красные трусики.

– О чем ты говоришь?

– С тобой все ясно, – приглушенно донеслось из-под надеваемой через голову атласной блузки. – Ты до того влюблен в свою первую жену, что для тебя заниматься любовью с другой женщиной – все равно что измена. – Из выреза показалась ее белокурая головка. – Некоторые сочтут тебя отставшим от жизни, Мэтью Сент-Джеймс, а по мне, так ты – самый лучший, самый романтичный парень на земле. – Она нагнулась и чмокнула его в щеку. – Интересно, Ли Бэрон понимает, как ей сказочно повезло?

– Сомневаюсь.

– В таком случае ты должен ее просветить. Не вставай, – она слегка толкнула его обратно на подушку. – Поеду-ка я обратно к Бирку. Ночь еще не кончилась, а там был один рок-музыкант, который посматривал на меня так, словно был бы не прочь ударить в мои колокола. – Она забралась на высоченные каблуки, помахала рукой и исчезла.

Мэтью улыбнулся. Непосредственностью и отсутствием комплексов Джилл напомнила ему Лану Паркер, какой та была, когда они жили по соседству. В последний раз он слышал об очаровательной хиппи, что она вышла замуж за биржевого маклера, представителя калифорнийского истеблишмента, и только что родила крепыша, которому дала гордое имя Джейсон Эшби Палмер Киркленд Третий. В глазах Мэтью это явилось лишним свидетельством того, что «цветочное поколение» предпочло вернуться в оранжерею.

Сколько перемен! Как далеко он ушел от честолюбивого начинающего писателя, который исповедовал в сексе принцип «бери и беги» и почти никогда не ложился в постель дважды с одной и той же женщиной. Осуществились его самые дерзкие мечты; и вокруг было полно красивых, чувственных женщин, которые охотно прыгнули бы к нему в постель – стоит шевельнуть мизинцем.

Но он не хотел их.

Черт возьми, ему нужна Ли! Вот так. Наконец-то он оставил свою раненую гордость и признал это. Нужно во что бы то ни стало найти способ вернуть ее.

В свою постель. И в свою жизнь.

– Не верю!

Марисса уставилась на листок бумаги у себя в руках. Пергамент цвета слоновой кости пожелтел от времени; синие чернила поблекли. Но почерк было невозможно не узнать.

– У твоей матери не было причин лгать – следовательно, это правда, – сказал Брендан Фарадей, протягивая ей по ее просьбе бокал джина с тоником. – И сроки сходятся.

– У тебя была интимная связь с моей матерью? Под носом у Джошуа?

– Да.

– Здорово! – решила Марисса и, откинувшись на спинку кресла, положила ногу на ногу. – Старому ублюдку наставил рога его любимый киноактер – которого он так пестовал! Уф, вкуснятина! – Она глотнула еще джина. – Он был в курсе?

– В то время мне казалось, что нет. Но, конечно, откуда мне было знать, что они с Сайни не спали вместе?

Забеременев, она уверила меня в том, что отец ребенка – Джошуа.

Марисса снова заглянула в текст, потом перевела взгляд на Брендана.

– Значит, ты – мой отец?

– Похоже на то.

– С ума сойти!

Она вернулась мыслями в Париж, во время съемок «Опасного». Разозлившись на постоянно дававшего ей от ворот поворот Мэтью, однажды в поздний час она надела свой самый соблазнительный пеньюар и потопала через холл в комнату Фарадея, где, если судить по взглядам, которые он бросал на нее всю неделю, отказа не будет.