Вскоре он отбыл из монастыря, увозя картину с собой.

А через несколько дней после его отъезда в монастырь прибыли посланцы королевского двора.

По распоряжению королевы я покинула монастырь и вернулась в Париж.

Глава 4

СОГЛАШЕНИЕ О БРАКЕ

Полная неприятных предчувствий, я направилась в покои матери, у дверей меня встретила одна из придворных дам.

— Мадам королева, — провозгласила она, — принцесса прибыла.

Я вошла.

Мне так давно не приходилось видеть свою мать, что ее внешность стерлась в моей памяти. И я вряд ли узнала бы ее, встретив в другом месте.

Мать возлежала на кушетке в платье бледно-лилового цвета. Жемчуг и бриллианты сверкали на руках, на шее, в мочках ушей. От нее исходило сияние драгоценностей. Мне показалось, она пополнела, а кроме того, будучи теперь не такой уж маленькой, я заподозрила, что цветом своего лица она обязана не столько природе, сколько искусству. Рядом с ней на софе расположились две маленькие белые собачонки.

Волосы ее как будто стали чуть темнее, но локоны вились так же элегантно, и вообще она оставалась удивительно красивой и притягательной.

Она взглянула на меня, глаза ее вспыхнули радостью, полные яркие губы тронула ласковая улыбка.

— Мое милое, дорогое дитя! Подойти ко мне! — воскликнула она и протянула обе руки.

Я подошла и поцеловала одну из них. Она притянула меня к себе.

— Дай мне как следует разглядеть тебя! Вот так… — Она чмокнула меня в щеку. В ее глазах проглядывало трезвое любопытство. — О да, — продолжала она, — ты хороша собой. Как ты напоминаешь мою незабвенную Изабеллу! — Она приложила к сухим глазам кружевной платочек… — Мое дорогое, дорогое дитя! Ее смерть разбила мне сердце… Такая молодая… Бедный Шарль… Впрочем, он быстро утешился. Но что он мог сделать? Так нужно… Граф д'Арманьяк — надежный и верный союзник… Ах, о чем это я?.. Не отворачивайся, я хочу все время глядеть на тебя! Возьми стул и садись рядом…Перестань лаять, Бижу! Он так ревнив, ты не можешь себе представить. Не выносит, когда я смотрю на кого-то другого. Гадкая собачка!

Я сидела возле нее и не сводила глаз с ее белоснежной кожи, блестящих глаз, розовеющих щек, и была не в силах сдержать восхищения.

Я не знала, о чем говорить с ней, что рассказывать, но вскоре с облегчением поняла, что ничего этого от меня не требовалось. Мне отводилась роль бессловесной слушательницы.

— …Дорогое дитя, — щебетала она, — ты не представляешь, как печальна для меня постоянная разлука с милыми моими детьми. Тебе ведь пока еще незнакомы чувства родительницы… — Выражение ее лица непрерывно менялось. Сейчас передо мной возлежала безутешная мать, погруженная в печальные мысли. Но вот лицо озарилось улыбкой. — Однако что поделаешь, верно? Такова наша жизнь. — Опять выражение печали затуманило взор. — У меня столько хлопот. Твой бедный, бедный отец…

— И еще смерть герцога Орлеанского, — вырвалось у меня.

Она бросила на меня острый внимательный взгляд. В глубине ее глаз вспыхнул огонек гнева. Но он быстро погас. Она, видимо, подумала: ребенок еще совершенно невинен и простодушен. Что может он знать и понимать, проведя столько времени в монастыре?

— Во Франции произошло немало трагического за последнее время, — сказала она бесстрастно. — Это не могло не коснуться королевы. — Она говорила о себе в третьем лице. — Беды страны — ее беды. На нас обрушилось много испытаний, но свое личное я ставлю всегда на второе место, главное для меня — судьба Франции… Однако зачем мы говорим о столь горестном? У меня есть прекрасные новости.