– Интересно, что стало с этим мальчиком.

Она имела в виду: после исчезновения из госпиталя. Тут у Танжер тоже была своя теория, а на долю Коя, как у них повелось, оставалось заполнение лакун. Вкратце дело обстояло так к началу февраля 1767 года у иезуитов еще хватало и денег, и сильных связей, в том числе и в морском ведомстве Они вполне могли за взятку обеспечить исчезновение юнги: для этого необходима была лишь запряженная карета и подорожная. Иезуиты обязательно должны были забрать его из госпиталя до следующего допроса, и сделали это, благополучно увезли юнгу куда-то далеко в первую же ночь, которую он провел на берегу. Поначалу в госпитальной книге было записано: «Исчез, не получив на то позволения» – по меньшей мере странно, если речь идет о юном моряке, которого военно-морские власти привлекли к расследованию обстоятельств гибели «Деи Глории». Позже неизвестная рука исправила запись:

«Выписан из госпиталя в соответствии с правилами». Затем след его теряется.

И очень просто, думал Кой, слушая Танжер. Все сходилось, и нетрудно представить себе – ночь, пустые коридоры госпиталя, мерцает огонек свечи. Часовые или сторожа, чье зрение резко ухудшилось после получения золотых, доверенный человек, по самые глаза закутанный в плащ, мальчик, которого выводят надежные люди. Пустые улицы, монастырь иезуитов, тайный конклав… Допрос серьезный, жесткий, резкий… Разгладившиеся морщины иезуитов высшего ранга, когда выясняется, что тайна осталась тайной. Может быть, даже похлопывание по плечу, одобрительное «молодец, мальчуган». И снова темнота ночи, знак «все спокойно», поданный своим человеком, спрятавшимся в тени на углу. Запряженная карета, городские ворота, чистое поле и небо, искрящееся звездами. И дремлющий в карете пятнадцатилетний моряк, который с детских лет привык и не к такой качке… Его долгий сон охраняют призраки погибших товарищей. И грустная улыбка капитана.

Элескано.

– Но есть и кое-что еще, – сказала под конец Танжер. – Даже не знаю, как сказать: интересное, любопытное… Ты помнишь, что юнгу звали Мигель Палау? Он был племянником арматора «Деи Глории»

Луиса Форнета Палау. Конечно, возможно, что это просто совпадение, – она подняла палец, словно призывая с особым вниманием выслушать то, что она собирается сказать, а потом достала что-то из ящика стола, на котором были разложены карты, – но вот посмотри. Когда я выясняла имена и даты, в Висо-дель-Маркес я обнаружила флотские документы, относящиеся к намного более поздним датам, и встретила там упоминание о барке «Мулата», который вступил в бой с неопознанным английским бригом. Бриг сделал попытку захватить это судно, но барк отлично оборонялся и сумел уйти от погони… А знаешь, как звали испанского капитана? В рапорте сказано: М. Палау. Так же, как нашего юнгу.

И даже по его возрасту все сходится: пятнадцать лет в тысяча семьсот шестьдесят седьмом году, тридцать два – в тысяча семьсот восемьдесят четвертом…

Она протянула Кою фотокопию, и он прочел:

«Мулата» вошла в порт Ибисы, имея на борту четырех убитых и одиннадцать раненых; иного ущерба она не претерпела…

Много лет назад на паруснике с гораздо меньшей осадкой он проходил в том же месте. Четыре сажени – это немного больше, чем шесть метров, а дальше по обе стороны рифа глубина резко сокращается. Он прекрасно помнил, как видел это страшное дно сквозь прозрачную морскую воду. Барк, вооруженный пушками, имел осадку не менее трех метров, а встречный ветер не позволял идти прямым курсом, так что был ли этот М. Палау тем самым Мигелем Палау или нет, но нервы у капитана «Мулаты» были железные.

– Возможно, это просто совпадение.