Примерно в пятидесяти футах от меня виднелся единственный возможный выход на грязную улицу с фасадами поручительского офиса и ломбарда. Кажется, я находился где-то на западном Манхэттене или, может быть, в районе Краун-Хайтс в Бруклине.
Зевс, должно быть, очень зол на меня.
Тогда я принялся осматривать своё новое тело — белый парень-подросток, одет в кроссовки, синие джинсы и зелёную рубашку-поло. До чего же скучно. Я чувствовал себя больным слабым и таким… таким смертным.
Никогда мне не понять, как вы, смертные, выносите это. Живёте всю жизнь, заключённые в мешок мяса, не имея возможности получить удовольствие от превращения в колибри или раствориться в мягком свете.
А сейчас, да помогут мне небеса, я был одним из вас — просто ещё одним мешком мяса. Роясь в карманах брюк, я отчаянно надеялся, что у меня всё ещё остались ключи от моей солнечной колесницы. Ага, как же! Там был лишь дешёвый нейлоновый бумажник, в котором обнаружилась сотня американских долларов — возможно, деньги на ланч в мой первый день в обличии человека — а также юношеские водительские права штата Нью-Йорк с фотографией тупого кудрявого подростка (который просто не мог быть мной), с именем Лестер Пападопулос.
Нет, жестокость Зевса совсем не знает границ!
Я заглянул в мусорку, надеясь, что мой лук, колчан и лира упали на Землю вместе со мной, я бы обрадовался даже моей гармонике. Но там не было ничего.
Я глубоко вздохнул, мысленно приказывая себе взбодриться. У меня должны были остаться какие-нибудь божественные способности. Не может же все быть так плохо.
Скрипучий голос позвал: «Эй, Кейд, посмотри на этого неудачника!».
Перекрывая выход из тупика, передо мной выросли два парня: один коренастый, платиновый блондин, другой высокий, рыжий. Оба были одеты в большие толстовки и мешковатые штаны.
Их шеи овивали змеевидные тату. Чего им не хватало, так это надписи посреди лба: «Я ГОЛОВОРЕЗ». Рыжеволосый приметил бумажник у меня в руках.
— А сейчас добрее, Майки. Этот парень выглядит вполне дружелюбно. — Он ухмыльнулся и вытащил охотничий нож из-за пояса. — Вообще, бьюсь об заклад, что он хочет отдать нам все свои деньги.
Спасибо моей дезориентации за то, что произошло потом. Я знал, что уже не бессмертен, но всё ещё считал себя могучим Аполлоном! Никто не может изменить чей-то образ мысли так же легко, как, к примеру, превратиться в снежного леопарда.
Наказывая меня прошлые разы (да, такое случалось уже дважды), Зевс оставлял мне небывалую мощь и, иногда, даже божественные силы. Я предполагал, что нечто подобное случится и на этот раз.
Я не собирался давать возможности двум смертным малолетним хулиганам забрать бумажник Лестера Пападопулоса, стоял прямо, надеясь, что Кейд и Майки испугаются моей царственной осанки и божественной красоты — разумеется, эти качества у меня забрать не могли, и неважно как выглядит фото на моих водительских правах. И старался не обращать внимания на теплые помои, стекающие по шее.
— Я Аполлон, — произнёс я. — У вас, смертные, есть три возможности: вы платите мне подношение, спасаетесь бегством или будете уничтожены.
Я хотел, чтобы мои слова эхом пронеслись по переулку, сотрясли башни Нью-Йорка и заставили небеса пролиться дождём на дымящиеся развалины, но ничего не произошло. На слове «уничтожены» мой голос сорвался.
Рыжий, Кейд, ухмыльнулся еще шире. Я подумал, как забавно было бы оживить их змеиные татуировки вокруг шей и заставить их задушить своих обладателей.
— Что думаешь, Майки? — спросил он своего друга. — Заплатим дань этому парню?
Майки насупился. Своими жесткими белыми волосами, жестоким насмехающимся взглядом и громоздким телосложением он напоминал мне чудовищную свинью, терроризировавшую Кроммион в старые добрые времена. |