В то время как японские деловые круги притязают на более тесные взаимоотношения с Россией и Германией, политика Токио, несомненно, направляется одним острием против Великобритании, порвавшей свой союз с Японией, другой — против САСШ.
В Лондоне полагают, что Япония уже давно заключила с Россией, а может быть, и с Германией тайное соглашение; в то же время в Вашингтоне за последнее время возникло опасение, что Япония намерена с согласия мексиканского правительства возвести на мексиканском побережье базу для своих подлодок. Москва же стремится извлечь из всех этих трений выгоду и использовать свои отношения с Японией в процессе своих попыток завязать отношения с САСШ».
21 декабря 1927 г., в преддверии визита, перевод этой статьи, сделанный в Наркоминделе, лег на стол высшему советскому руководству (15).
Не касаясь подробно хода московских переговоров Гото, продолжавшихся почти месяц, отмечу лишь, что это «частное лицо» было принято всеми первыми лицами Советского государства, включая Сталина, председателя ЦИК Калинина и председателя Совнаркома Рыкова, не говоря уже о Чичерине и его заместителе Карахане. Цели визита Гото изложил в меморандуме, который по его указаниям еще в начале 1927 г. составил профессор университета Такусеку Мицукава Камэтаро и который был передан советской стороне вскоре по прибытии виконта в Москву. Мицукава по праву считался знатоком Китая, поэтому Гото, собираясь говорить в Москве прежде всего о китайских делах, обратился именно к нему.
«Так как теперешние беспорядки приносят серьезный ущерб соседним странам, — гласил продукт их коллективного творчества, — срочной задачей наших обеих стран является нахождение пути и средств для ускорения восстановления порядка и стабилизации Китая… Следует избегать иностранного вмешательства во внутренние дела Китая. Однако чистосердечное обсуждение и обоюдное согласие между Советским Союзом и Японией относительно их китайской политики является срочной задачей времени, принимая во внимание теперешнее положение, и для того, чтобы не упустить общую цель… Для того, чтобы обеспечить мир в Восточной Азии и, таким образом, во всем мире, совершенно необходимо создать безусловное взаимопонимание и одинаковый образ действий обеих стран в китайской политике. Для этого для обеих сторон необходимо пожертвовать теперешними преимуществами в пользу общего большого дела… Для начала было бы достаточно двустороннего заявления, что китайская проблема должна рассматриваться как затрагивающая обоюдные интересы и может быть разрешена обоюдным сотрудничеством» (16).
Суть понятна, даже с поправкой на витиеватый язык Гото и корявый наркоминдельский перевод. Прочитав меморандум, Чичерин сделал вывод, что он «направлен против Коминтерновской линии в Китае» (17). Ознакомившись с запиской Гото и комментариями наркома, генсек решил разобраться во всем сам.
Перед нами «Листок записи на прием к секретарям ЦК» за 7 января 1928 г. «Фамилия — Гото. Имя, отчество — пропуск. Должность — виконт. № партбилета — пропуск. По какому делу — пропуск. К кому записан на прием — к т. Сталину. Отметка о приеме — принят» (18). Обстоятельные японские записи бесед, сделанные профессором Ясуги Садатоси, который исполнял обязанности переводчика, точно и полно передают их содержание, включая некоторые реплики вождя, воспроизведенные по-русски (19). А вот советские записи так и не обнаружены. Если они вообще были…
Сталин и Гото встречались дважды — 7 и 14 января. Первая беседа началась с прямого и, надо полагать, вполне откровенного обмена мнениями. Гото сказал, что Китай находится в хаосе и оставлять его в этом положении крайне опасно. Сталин ответил, что решение китайской проблемы затруднено по трем причинам. Во-первых, отсутствие единой центральной власти; во-вторых, вмешательство иностранных держав в китайские дела без должного знания и понимания внутриполитической обстановки и местных особенностей; в-третьих, возможность усиления в Китае — в условиях постоянного давления извне — ксенофобских и изоляционистских настроений. |