— А завтра утром?

— Завтра утром он как следует накачается спиртным и снова будет в норме. Для него это в порядке вещей.

— В порядке вещей? — Бродка усмехнулся.

— Он алкоголик, а не обычный выпивоха, который время от времени прикладывается к бутылке и, когда ему очень плохо, клянется всем святым, что бросит пить. Нет, этот, — она указала большим пальцем на заднее сиденье, — конченый человек. Без своего пойла он вообще уже не может жить.

— А его работа?

— Как врач, он пользуется большим авторитетом. Многие хирурги прикладываются к бутылке с минеральной водой.

— Бутылке с минеральной водой?

— Да, у них при себе всегда имеется бутылка из-под минеральной воды, наполненная шнапсом.

Бродка рассмеялся.

— А я-то думал, что самые большие пьяницы — это журналисты.

— По этому поводу ничего не могу сказать, — мрачно ответила Жюльетт, — но естественным образом возникает вопрос, кто из них больше навредит.

Она велела Бродке свернуть с главной улицы на какую-то узкую, обрамленную тонкими живыми изгородями улочку. Словно по мановению волшебной палочки, перед ними открылись невысокие коричневые деревянные ворота, в доме автоматически включился свет. Перед зеленой входной дверью, украшенной жестяными узорами, Бродка остановил автомобиль.

Пока Жюльетт открывала дверь, Бродка взял профессора под руки и вытащил его из машины. Прежде чем Жюльетт успела прийти ему на помощь, он почти внес бесчувственного Коллина в дом и уложил на диван в холле.

При этом профессор ненадолго очнулся, выйдя из своего забытья. Он бросил на Бродку насмешливый взгляд поверх очков в золотой оправе и пробормотал что-то неразборчивое, звучавшее примерно так: «Молодец, мой мальчик». И снова уснул глубоким сном алкоголика.

Жюльетт сняла с мужа очки и туфли. Что касается остального, то ее не особо заботило его самочувствие. Для нее подобная ситуация была не внове.

— Я сварю кофе, — сказала она и направилась к закругленной двери, ведущей в кухню.

Сначала Бродка издалека наблюдал, как Жюльетт управляется с кофеваркой, а затем осмотрелся. Просторный холл имел форму полукруга. В центре дуги находились две двустворчатые двери, которые вели на улицу. По обе стороны от них до самого потолка высились книжные шкафы, а в центре стоял массивный мягкий уголок. В свободном пространстве стояли столики с разными безделушками. Кроме довольно традиционного полотна маслом, на котором был изображен Коллин, других картин Бродка не увидел, что показалось ему весьма странным, учитывая профессию хозяйки дома.

— Иди сюда, поможешь! — крикнула из кухни Жюльетт.

Бродка, бросив взгляд на пьяного, пошел к ней. Едва он успел закрыть за собой дверь, как она бросилась ему на шею и стала страстно целовать.

Ситуация казалась Бродке неприятной, даже очень неприятной. Он попытался мягко отстраниться от Жюльетт, но она не отпускала его. Чем больше сопротивлялся Бродка, тем сильнее, с еще большей страстью она цеплялась за него, обвивая ногами его бедра.

— Ты… с ума сошла, — пролепетал Бродка. О, ему нравилось то, что она делала. Он наслаждался ее прикосновениями. Он любил Жюльетт именно за ее дикость, импульсивность и безудержность, за то, что она иногда забывала про все вокруг, но здесь и сейчас ее поведение казалось ему вульгарным — и слишком рискованным.

— Если твой муж проснется… — пробормотал он.

— Чушь, — хрипло произнесла Жюльетт, пробираясь пальцами к ширинке Бродки.

Александр схватил ее поглаживающую руку.

— Прекрати, Жюльетт. Не здесь, черт побери!

— Почему нет? Большинство браков рушатся на кухонном столе.