Если несколько дней назад Бродка еще полагал, что сможет избежать превратностей, выпавших на его долю, то последние события заставили его призадуматься, укрепив во мнении, что у него нет другого выхода, кроме как принять вызов судьбы и наконец вступить в борьбу с неизвестным пока противником.

Бродка, вопреки привычке, заказал завтрак в номер. Если бы его спросили, почему он это сделал, вряд ли Александр смог бы дать вразумительный ответ. Он молча поковырялся в яичнице, выпил чашку кофе и отодвинул остальное в сторону. Затем он выставил поднос за двери, отметив про себя, что он такой же потертый, как и все подносы во всех отелях мира, поскольку часто используются.

Чуть позже он попытался дозвониться Жюльетт, но было еще слишком рано. В галерее никто не брал трубку. Бродка привел себя в порядок, надел на этот раз под пиджак свитер, так как на улице было еще холодно, хотя, на первый взгляд, день обещал быть ясным.

Случай с Норой все не шел из головы. Ее сексапильность превратила его в похотливого самца, не способного здраво мыслить. Бродка покачал головой. И почему это случилось именно с ним, человеком, полагавшим, что он перепробовал в жизни все? С человеком его возраста! Смешно! Дорогой Бродка, сказал он себе, ты, наверное, не стареешь.

Зазвонил телефон. Жюльетт. В трубке послышались воздушные поцелуи.

— Я только что пытался дозвониться тебе, — сказал Бродка.

— Я еще дома, — пояснила Жюльетт. — Муж на конгрессе. Когда же ты наконец приедешь? Я по тебе очень скучаю. Разве ты не должен был давно быть в Мюнхене?

— Ну, ты ведь знаешь, как это бывает с моей работой, — уклончиво ответил Бродка. — Из-за плохой погоды мне не удалось сделать снимки на природе. Я… э… даже не знаю, закончу ли сегодня.

Повисла пауза, в которой чувствовалась неуверенность, даже неловкость.

— С тобой что-то случилось? — вздохнув, спросила Жюльетт. — У тебя такой странный голос.

— Странный? Почему? — с наигранным удивлением произнес Бродка. При этом он твердо знал, что его способность притворяться не всегда выручает, если дело касается Жюльетт. И все же он не собирался рассказывать ей по телефону о событиях вчерашнего дня, хотя и чувствовал угрызения совести при воспоминании о Норе.

— Сколько будет отсутствовать твой муж? — поинтересовался он, чтобы сменить тему.

— Три дня, — ответила Жюльетт. — Пожалуйста, приезжай поскорее, пока я не начала подыскивать себе другого парня. — Она тихонько рассмеялась.

Дальнейший разговор касался каких-то мелочей. Бродка мысленно был уже на встрече в «Опернкафе»; кроме того, он постоянно следил за тем, чтобы не обронить лишнего слова о событиях последних двух дней, — в конце концов, это подождет, у него и так достаточно проблем.

Бродка пообещал вернуться на следующий день и обменялся с Жюльетт еще парой ничего не значащих фраз, когда услышал тихий шорох возле двери. Под дверь сунули записку.

Закончив разговор, Бродка поднял листок бумаги. Это было сообщение от портье: «Звонок в 8.25: госпожа Нора Маркович, Линке Винцайле, срочно просит прийти».

Бродка посмотрел на часы: без двадцати пяти девять. Что бы могла значить эта просьба? Надевая пальто, он попросил портье заказать такси.

Когда Александр вышел из отеля на улицу, сквозь ветви деревьев, окружавших Кертнерринг, светило солнце. Таксист попался молчаливый и не в духе, что как нельзя лучше подходило Бродке. Ему сейчас абсолютно не хотелось общаться с кем бы то ни было.

В утренние часы движение в Вене чем-то напоминает неаполитанское.