— Чего он не мог выносить? — спросила я. У меня не было ни малейшего желания сочувствовать этому человеку, но я решила, что дать ей выговориться — самое меньшее, что могу сделать в данных обстоятельствах.

— Не знаете? — спросила Натали и потянулась к бокалу. — У Кэтлин, нашей дочери, отклонения в развитии — это политкорректное название церебральных нарушений, — добавила она и осушила бокал. — Родилась она совершенно нормальной, но через несколько дней у нее начались конвульсии. Никто не дал мне удовлетворительного объяснения случившемуся. Оно ничего не изменило бы, но я просто хотела знать. И тяжело думать о рождении второго ребенка, когда не знаешь, что случилось с первым; хотя, может, если бы мы… но мы не решились.

Кэтлин сейчас шесть лет, и разумнее девочка уже не станет. Она даже не может сама одеться, и я трачу почти все силы на уход за ней. Теперь я понимаю, что была плохой женой. Но, знаете, Уилл обожал Кэтлин, несмотря ни на что, и я думала, что меня он любит тоже. Он называл нас своими девочками. Я не перестаю думать, что, может быть, если б сразу вылетела к нему, он бы вернулся. Мы смогли бы придумать что-нибудь. — Натали немного помолчала, потом печально улыбнулась. — Интересно, сколько раз я сказала «может быть» за последние несколько минут. Десять? Двадцать? Во всей этой истории чересчур много «может быть», не правда ли?

— Очень много, — ответила я. — У вас получается, что во всем виноваты вы, что если б сделали то или другое, этого бы не случилось. Думаю, хватит вам изводить себя этой мыслью. Как сами сказали, он не первый человек с кризисом среднего возраста, и вы здесь не при чем.

Мне очень хотелось бы убедить себя в этом. Знаете, что меня больше всего мучает в полученном факсе? Что он пришел из Таиланда. Десять лет назад мы проводили там медовый месяц, и то, что он избрал это самое место для разрыва со мной, возможно, показалось ему завершением круга, но я вижу тут просто жестокость по отношению ко мне.

— Знаете, потом я пыталась вести торговлю в магазине, — продолжала она. — Каждый день брала Кэтлин с собой. Только заниматься тем и другим невозможно, а нанять помощницу не по карману. Из-за расходов на девочку мы с ней едва сводили концы с концами. В конце концов я продала магазин первому же покупателю. Живем на вырученные деньги, но они вскоре кончатся. Я продала все украшения, кроме этой заколки, это подарок Уилла к пятой годовщине нашей свадьбы. Хранить ее глупо, но я почему-то не смогла расстаться с ней. Однако со временем придется, а потом я не знаю, что делать. Наверное, продать дом. Не следует мне пить, так ведь. — Это было утверждение, а не вопрос. — От мартини я становлюсь сентиментальной. Или, может, попросту устала. С тех пор, как Уилл уехал, у меня не было отдыха, за исключением недели прошлым летом. Друзья предоставили мне свой лесной домик и взяли Кэтлин на несколько дней. Там не было ни электричества, ни водопровода, ни соседей, и это был настоящий рай. Но Кэтлин без меня было очень плохо. Вот так обстоит дело с отдыхом.

Я открыла рот, собираясь сказать что-нибудь подобающее, но поняла, что никакие мои слова ничего не изменят.

— Однако, полагаю, вы разговаривали с ним после его отъезда, — наконец сказала я.

Натали снова закусила губу.

— Собиралась.

— Но… — начала было я.

— Знаю, вы сочтете меня ужасной. Я решила, что раз у него не хватило мужества сказать мне в лицо, что уходит от нас, то и я не стану говорить с ним. Когда, так сказать, взяла себя в руки, сделала то, что, наверно, сделало бы большинство отвергнутых женщин. Разрезала все его галстуки, сломала клюшки для гольфа и отправила все его вещи в богадельню.