Когда же приподнялся он,

Уже на синий небосклон

Луна, блистая, восходила

И скал вершины серебрила.

Тазита трижды он позвал.

Никто ему не отвечал…

Ущелий горных поселенцы

В долине шумно собрались —

Привычны игры начались.

Верьхами юные чеченцы

В пыли несясь во весь опор,

Стрелою шапку пробивают,

Иль трижды сложенный ковер

Булатом сразу рассекают.

То скользкой тешатся борьбой,

То пляской быстрой. Жены, девы

Меж тем поют — и гул лесной

Далече вторит их напевы.

Но между юношей один

Забав наездничьих не делит,

Верьхом не мчится вдоль стремнин,

Из лука звонкого не целит.

И между девами одна

Молчит уныла и бледна.

Они в толпе четою странной

Стоят, не видя ничего.

И горе им: он сын изгнанный,

Она любовница его…

О, было время!.. с ней украдкой

Видался юноша в горах.

Он пил огонь отравы сладкой

В ее смятеньи, в речи краткой,

В ее потупленных очах,

Когда с домашнего порогу,

Она смотрела на дорогу,

С подружкой резвой говоря —

И вдруг садилась и бледнела

И, отвечая, не глядела

И разгоралась, как заря —

Или у вод когда стояла,

Текущих с каменных вершин,

И долго кованый кувшин

Волною звонкой наполняла.

И он, не властный превозмочь

Волнений сердца, раз приходит

К ее отцу, его отводит

И говорит: «Твоя мне дочь

Давно мила. По ней тоскуя,

Один и сир, давно живу я.

Благослови любовь мою.

Я беден — но могуч и молод.

Мне труд легок. Я удалю

От нашей сакле тощий голод.

Тебе я буду сын и друг

Послушный, преданный и нежный,

Твоим сынам кунак надежный,

А ей — приверженный супруг».