– Доктор сказал, ждать неделю. Неделя как раз сегодня прошла, – высовывает голову с верхней полки Олюшка, придерживая одной рукой Иришку, чтобы та не упала. – К тебе уже можно? Доктор говорил, пока ты в себя не придешь – нельзя, чтобы самим не заразиться.

Доктор? Откуда в поезде доктор?

Где они? Поезд в ее бреду, кажется, был. Длинный, бесконечно длинный поезд, который ей никак не пройти – все толкаются, задевают ее, не пускают…

Дверь купе резко открывается. В потоке яркого света не сразу видно вошедшего.

– Кир-р-рилл! – громко кричит Иришка. Когда она научилась произносить букву «р»?

Дверь в купе закрывается.

И Анна видит перед собой бритоголового комиссара. Елизарова. От которого она так истово бежала.

– Кир-р-рилл! Мамочка проснулась! Можно нам к ней?

– Скоро будет можно. Мама ваша еще слаба.

Бритоголовый комиссар не почудился ей? Он нашел их на ростовском вокзале? И не сдал ее в ЧК, не сдал девочек в приют, а посадил на поезд, где едет сам?

Стук в дверь купе.

– Кирилл Леонидович! К начальнику поезда. Срочно!

– Иду. – Протягивает руки к девочкам.

Господи! Он протягивает к ее девочкам руки!

– Не трогайте пока мамочку. Дайте ей немного времени прийти в себя! Скоро вернусь.

– Кирилл привел нас в это купе, – объясняет Оля, когда наобнимавшаяся Иришка засыпает рядом с Анной.

– Не Кирилл, а Кирилл Леонидович, – машинально поправляет Анна.

– Кирилл… Леонидович, – кивает Оля. – Нес тебя на руках, а мне сказал тащить Ирку…

– Иру.

– Да, Иру, и не отставать.

– Он посадил вас… нас в поезд?

– Кирилл… Леонидович достал наган и стрелял вверх, чтобы все расступились, и мы могли пройти по перрону. Ирка… Ира испугалась, но не орала, в меня вжалась. А я в Кирилла… Леонидовича. Он начальника поезда нашел, мандат показал, сказал, что мы его семья. Ирка кричать начала, что это неправда, что он нам не папа. «Не тятя, – кричит, – не тятя!» Хорошо, ее не понял никто. Я-то большая, сразу поняла, что так надо. Если не сказать, что мы семья, в вагон не посадят и мы на вокзале останемся. Ирке рот зажимала. Кирилл начальнику поезда сказал, что у него мандат и документы особой важности, что ему нужно отдельное купе. Тот шуметь стал, что поезда берут штурмом. Тогда Кирилл тебя, как мешок, через плечо перекинул и еще раз выстрелил. У начальника поезда аж фуражка задымилась – чик в чик прошло!

«Чик в чик!» – это уже лексика комиссаров, ужасается Анна. Но слушает рассказ дочери дальше.

– Нас в купе привели. Кирилл велел нам лезть на верхнюю полку, там Иру к стенке положить, а самой в другую сторону ближе к краю лечь, чтоб Ира не упала. А тебя сюда положил. Потом кипяток принес. И картошки. И хлеба приносил с солью – вкусно! Ты ругаться будешь, что грязными руками нельзя, но я тебя спросить не могла, а Ира голодная, руки тянула, немытые, и ела. Но ничего. Не плакала. Заснула. А Кирилл… Леонидович спал здесь, прямо на полу, своим одеялом он тебя укрыл, холодно ему, наверное, было…

– Что за доктор? О каком докторе вы говорите?

– Ты такая красная была. Бредила. Кирилл сказал начальнику поезда, что состав не тронется, пока не найдут доктора. Все ждали. Он с солдатами откуда-то доктора привел. Сказал, что самого главного по тифу, даже книжку написал – вот она.

Глаза еще слезятся, всё как в тумане, но видит расплывчато название брошюры: «Проф.