– У нас есть диван, – прыскает Ной.

– Я ещё учусь в школе.

– Как и Исайя. Напоминаю, если ты подзабыла: вы с Исайей оканчиваете в этом году.

Умный, паразит. Я бросаю сердитый взгляд на Ноя. Он бесстрастно прихлёбывает пиво.

Исайя продолжает:

– Ты подумала, как будешь добираться до школы? На автобусе?

Чёрт, нет. Ни за что.

– Тебе, лодырю, придётся вставать пораньше, чтобы добросить меня до школы.

– Ты же знаешь, что я готов, – шепчет он, и я снова испытываю слабый отзвук недавнего блаженства.

– Но почему ты не хочешь переехать к нам? – спрашивает Ной.

Его прямой вопрос заставляет меня прийти в себя. «Потому что»! – ору я про себя. Я переворачиваюсь набок, сворачиваюсь клубочком. Через несколько минут меня укрывает что-то мягкое. Одеяло подоткнуто мне под подбородок.

– Ну вот теперь она точно готова, – говорит Исайя.

На какое-то мгновение я гадаю: вдруг это красавчик из «Тако Белл» каким-то чудом раздобыл мой номер. Он мне снился, парень из «Тако Белл». Он стоял очень близко ко мне, весь такой надменный и прекрасный, кареглазый и с копной белокурых волос. На этот раз он не клеился ко мне только для того, чтобы получить телефон. Он улыбался мне так, будто я для него что-то значила.

Сказано же, это был просто сон.

Все сладкие картины исчезают, когда я смотрю на время и входящий вызов в телефоне: итак, сейчас три часа ночи, и звонят мне из бара «Последняя остановка». Вот чёрт. Горько сожалея о том, что кайф ушёл, я отвечаю на звонок.

– Подождите.

Исайя спит рядом со мной, его рука небрежно перекинута через мой живот. Я осторожно приподнимаю её, выбираюсь наружу. Ной вырубился на диване, прижимая к себе Эхо, свою девушку. Чёрт, когда только она успела вернуться в город?

Тихо-тихо я поднимаюсь по лестнице, вхожу на кухню и плотно закрываю дверь в подвал.

– Слушаю.

– С твоей мамашей опять проблемы, – раздаётся в трубке раздражённый мужской голос. К несчастью, я его узнаю: это Дэнни, бармен и владелец «Последней остановки».

– Вы не можете больше не продавать ей выпивку?

– Я-то могу, но что делать с мужиками, которые покупают ей виски? Слушай, детка, ты платишь мне за то, чтобы я звонил тебе до того, как вызову полицию, или вышвырну её за дверь. У тебя пятнадцать минут на то, чтобы забрать её отсюда.

Он отключается. Дэнни точно не помешало бы поучиться хорошим манерам.

Остальные магазины давным-давно закрылись, опустив железные жалюзи на окна. Компании мужчин и женщин кучкуются вокруг рядов мотоциклов, которыми забита парковка. Затхлая сигаретная вонь, сладковатый запах ароматизированных сигарет и чего-то ещё смешиваются в тёплом летнем воздухе.

Мы с Дэнни прекрасно знаем, что он ни за что не вызовет копов, но я не могу рисковать. Маму уже дважды арестовывали, теперь у неё условный срок. Возможно, Дэнни не позвонит в полицию, зато с превеликим удовольствием вышвырнет мою маму вон. Взрыв грубого мужского смеха напоминает мне о том, чем это чревато. В этом смехе нет ни намёка на счастье, веселье или хотя бы разум. Это злобный, истеричный хохот, жаждущий чьего-то унижения.

Мою маму тянет к больным. Я этого не понимаю. И не должна понимать. Я просто разруливаю её проблемы.

Тусклые лампы, висящие над бильярдными столами, красные неоновые огни над барной стойкой и два телевизора на стене – вот и всё освещение в баре. Если верить объявлению на двери, вход воспрещён двум категориям посетителей: лицам до двадцати одного года и с отличительными знаками уличных банд. Даже в полумраке я вижу, что эти правила никто не соблюдает.