В дальнем конце вагона кучей грязного тряпья спал бомж. Казалось, кроме него, там никого не было, но сталкер видел другое. Он подкатил поближе, и бомж забеспокоился и неожиданно стал превращаться в нечто жуткое, не имеющее отношения к простой реальности ночного поезда. Рядом с ним обозначились два трупа – парень и девушка, лица их были съедены, словно кислотой.

Желтый насморочный свет мигнул, и время для пассажиров вагона стало тягучим, словно незастывшая эпоксидная смола. Только сталкер и псевдобомж продолжали двигаться так, словно ничего не произошло. Существо – уже не бомж, да и не человек – рванулось к калеке, но у того в руках мгновенно оказался короткий дробовик, грохнул выстрел, и тварь с развороченной картечью мордой рухнула к колесам инвалидной коляски. Сталкер спрятал ствол под плащ-накидку, достал десантный нож и склонился над все еще подергивающимся существом.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал он, пряча в маленький термос пару желтоватых склизких комков, – теперь не больно-то регенерируешь, железы я удалил, так что извини, брат-урод, но твоя охота кончилась.

Поезд дернулся, завыл, тормозя перед станцией, двери зашипели и открылись, сталкер выбрался на перрон и неторопливо покатил к эскалатору.

И только когда состав тронулся, время опамятовалось и поймало прежний ритм. В вагоне закричали, но в черном тоннеле некому было слышать крик, и только через минуту кто-то догадался нажать кнопку экстренной связи с машинистом.

Берет. Лыткарино

Нет, это все-таки не Зона. Берет помотал головой, пытаясь избавиться от наваждения. Никакая это не Зона, это Подмосковье, хотя так вот сразу и не поймешь, уж больно похоже на «Агропром». Но по России таких НИИ хоть жопой ешь, и все похожи. Стандартные железобетонные корпуса, только вот трава да кусты вокруг какие-то чудные, вроде бы чуть крупнее и мясистее обычных. И опасностью от них так и разит, хотя не все чувствуют запах опасности, но для сталкера эта способность – первое дело! Здесь, под этими стандартными коробками, в обложенных свинцовыми кирпичами подземельях проводятся испытания на радиацию, а значит, эта самая радиация имеется в достатке. Вон из той высоченной трубы со свистом вылетают нейтроны, а из тех, что пониже, – гамма– да бета-частицы. А окрестные дачники-простодыры радостно недоумевают – и чего это из местной землицы все так прет? И наивно думают, что все дело в их трудолюбии, в привозном навозе да патентованных червяках, рыхлителях и аэраторах. Как бы не так! Судя по всему, здесь типичная аномалия с условно положительными свойствами. Почему с положительными? Да потому что прет, вот почему! А почему с «условно»? А кто знает, что еще таится в освинцованной утробе ФГУП «НИИП»? И что из ваших задорого купленных чудо-червячков выросло?

Конечно, насчет нейтронов да червяков – это все шуточки, местный колорит, так сказать. Эх, господа испытатели, насильники над природой в законе, и дошутитесь же вы когда-нибудь! Хотя, похоже, уже дошутились, и какой только недоумок придумал изучать здесь мутантов? А может, вовсе не изучать, а именно получать? Впрочем, глобальные вопросы бывшего сталкера волновали мало, его дело – держать рубеж, дело в общем-то привычное, только диким казалось, что держать рубеж приходится здесь, в каких-то восьми километрах от Московской кольцевой дороги. Да уж, не зря сюда мобилизовали половину мужского населения Нижнего Шанхая, так что какие бы твари ни перли через бетонный забор – удержат, народ привычный, радиацией жженный, каруселями крученный, хотя, что и говорить, прежнюю форму кое-кто потерял, разнежился на столичных харчах. Ну, тогда, значит, судьба!

Их подняли рано. Степан уже вполне уверенно ковылял на своих двоих, хотя до танцев было еще ох как далеко, но костыли, похоже, свое отслужили. Ну, еще бы, полгода прошло, как он вернулся из Зоны Отчуждения, на дворе, глянь-ка, ранняя весна, даже птички какие-то поют, солнышку радуются.