Не то метка, не то узелок на память, не то талисман.

А может быть, семечко.

Ночка. Москва. Красивая жизнь

Последний раз Ночка была в Москве давным-давно, еще девчонкой, и столица запомнилась ей как город, который живет напоказ, шумно и нарочито, но душу свою прячет, и не только от посторонних, но и от себя самого. Что там, за этими стеклянными дверями, кто там? Чьи это окна светятся по вечерам, чьи голоса звучат за этими стенами? Тайна сия великая есть! Наверное, у москвичей особенные судьбы, а значит, они особенные люди. Все хотят стать особенными, и поэтому все так стремятся в Москву. Ах, Москва, промытые рассветы…

Как и многим простодушным людям из глубинки, Ночке вообще представлялось, что мир состоит всего из четырех главных частей – Москва, Заграница, Провинция. И еще Зона Отчуждения.

В провинции она родилась, научилась летать на дельтаплане, окончила школу. Провинцию она почти забыла, да разве дорожит птица, пускай и невеликого полета, скорлупой яйца, которая когда-то защищала ее от страшного и такого интересного мира? Не дорожит и не помнит, не хочет помнить. Да и мир этот на поверку оказался не таким уж страшным. И не таким интересным, да не таким уж и большим.

Заграница? О, Заграница! О ней можно было иногда мечтать, но Ночка почему-то не представляла себя там, в этой Загранице. Заграница казалась ей одной далекой страной, не очень даже и большой, в которой живут непостижимые для нормальных людей существа. И существа эти взаимодействуют со своей Заграницей по каким-то особым правилам, непонятным Ночке. Она никогда не станет такой, как они, тут и думать нечего! А поэтому – ну ее, Заграницу эту.

А вот Москва – это нечто среднее между Провинцией и Заграницей, к этому городу Ночка вполне сможет приспособиться, приспособилась же она к Зоне Отчуждения! И даже почти подружилась с ней, так почему бы не подружиться и с Москвой?

Ночка не понимала, что в Зоне Отчуждения она была кому-то нужна, пусть майору Репрингеру, пусть даже прапорщику Карданову, бандюкам, свободным сталкерам, торгашам хотя бы… да много кому!

Она была вписана в страшную индустрию Зоны, как санитарка вписана в индустрию войны. А вот в Москве она была не нужна никому. Некоторое подобие приязни столицы можно только купить, заслужить же – практически немыслимо. Да в конце концов, этот город находит место каждому, но как же мало осталось тех, кто с чистым сердцем мог назвать его своим городом!

Зона была чудовищем, но чудовищем живым, а Москва – гальванизированным трупом, городом-зомби с гнилой плотью, накачанной неправедными деньгами и чужой волей. Да откуда же было все это знать чернобыльской ведьме? Ах, Москва, сизари на брусчатке!

Она ступила на перрон Киевского вокзала, спустилась в подземный переход и остановилась, с удивлением разглядывая витрины многочисленных киосков. Витрины сливались в длинный блескучий ряд, в котором чего только не было! Ночка понимала, что все, что выставлено в этих витринах, – дешевка, ненужная чепуха, не стоящая даже тех грошей, которую за нее просили, но обилие и разнообразие этой чепухи изумляло.

Привокзальная площадь обрушила на нее тысячи непонятных, чужих звуков, невнятных говоров, гортанных, не русских и не украинских. Разговаривали все, но почему-то знакомая речь казалась тусклой и неразличимой, словно и не она была здесь главной. Толпы смуглых людей галдели, не то ссорились, не то договаривались о чем-то, не то просто радовались встрече. И голос древнего города не различался среди этого диссонирующего не то хриплого щебета, не то карканья.

У бордюра стояла какая-то старуха, нет, не старуха, скорее пожилая тетка с плакатом «Сдам комнату, недорого». Остановиться было негде, поэтому Ночка подошла было к тетке, но, вспомнив отеческие наставления майора, помедлила. Потом все-таки решилась и спросила:

– А сколько это будет стоить, если я сниму на неделю?

– А тебе зачем на неделю? – неприязненно спросила тетка.