Первое, что она сделала после ухода полицейских, — вставила замок. Затем укрепила задвижки на окнах. И все равно, ее не покидало чувство, что за ней наблюдают, даже когда она была в комнате одна при закрытых дверях и задернутых занавесках. У нее появилось ощущение, что кто-то бывает в квартире в ее отсутствие, заглядывает в шкафы, холодильник, изучает ее. Когда она приходила домой, ей казалось, что запах в комнатах изменился.

Она начала видеть себя со стороны, как будто бы была движущейся мишенью у кого-то на прицеле. Она даже слышала безмолвный комментарий: в настоящий момент она открывает банку консервированных кальмаров, готовит омлет, ест его, моет посуду, сидит в гостиной, встает, идет в спальню, снимает туфли, выключает свет.

Ей стали сниться кошмары, она просыпалась в поту. Как-то ей привиделось, что рядом с ней в постели кто-то лежит, она могла ощутить чужие ноги и руки.

Ренни решила, что она глупа, а возможно, и невротична. Ей совсем не хотелось превратиться в одну из тех женщин, которые бояться мужчин. Это твой собственный страх смерти, говорила она себе. Вот почему ты шарахаешься от любого кресла. Ты думаешь, что умираешь, хотя и спасена. Ты должна быть благодарна, ты должна быть безмятежна и спокойна, а вместо этого ты приписываешь все какому-то трагическому року, который больше тебя не коснется. Забудь об этом поскребывании в окно, которое тебе послышалось прошлой ночью.

Все это было бы забавно, но человек действительно существовал; он был захватчиком, и в какой-то момент она поняла, что больше ничего не хочет о нем знать. Кусок веревки являлся уликой и полиция забрала его с собой, но веревка была и посланием, это была чья-то извращенная идея любви. Она видела моток веревки каждый раз, когда шла в спальню, он лежал на кровати, хотя его уже давно там и не было.

Сама по себе веревка была вполне нейтральной, даже полезной вещью, ее можно было использовать для чего угодно. Ренни гадала, собирался ли этот человек ее задушить, или только связать. Он хотел остаться трезвым, в холодильнике стояло пиво и полбутылки вина, она была уверена, что он все посмотрел, но выбрал именно Овалтин. Он хотел знать, что она делает. Возможно, увидев шрам, остановился, извинился, развязал ее и пошел бы домой к жене и детям. Ренни не сомневалась, что так оно и было бы. А возможно, он знал, об операции, и именно это его и подтолкнуло. Мистер X, в кровати, с веревкой.

А если потянуть за веревку, конец которой тянется в темноту, что появится? Что же там на конце, на конце? Рука, предплечье, плечо и наконец лицо. На конце веревки кто-то есть. У каждого человека есть лицо, не бывает такого: душитель без лица.

Ренни опаздывает на обед. Ей приходится подождать около раздачи, пока для нее накрывают в столовой стол, за углом вне ее поля зрения, падает на пол поднос с серебром и слышится спор на пониженных тонах. Через пятнадцать минут выходит официантка и сурово говорит, что Ренни может пройти, как будто это не еда, а испытание. Когда Ренни идет к столовой, оттуда выходит женщина с загаром цвета чайной заварки. У нее светлые волосы, заплетенные и уложенные вокруг головы. Она одета в платье без рукавов цвета магента с оранжевыми цветами. Ренни ощущает себя бесцветной.

Женщина улыбается ей сияющей улыбкой, глядя на нее круглыми голубыми глазами, как у фарфоровой куклы. «Эй, привет», — говорит она. Ее дружелюбный отсутствующий взгляд напоминает Ренни заученные приветствия хозяек ресторанов при постоялых дворах. Ренни ждет, что она скажет: «Приятного отдыха».