Удар — и это Батяня почувствовал по боли в руке — пришелся «медведю» в подбородок. Голова противника дернулась. Что-то похожее на мычание послышалось Батяне.
Медвежья хватка на мгновение ослабла, и тогда изо всей силы, упираясь ногами в железную лестничную планку, Батяня резко бросил свое тело в сторону. Грузная махина, не ожидая такого подвоха, соскользнула с него. Но его огромная лапища продолжала тянуться к горлу. Казалось, что этой невидимой в темноте махине не знакомы ощущения боли.
Удерживая одной рукой руку противника, второй рукой Батяня провел свой коронный прием — ребром ладони ударил по шее, туда, где была сонная артерия.
И снова в ответ послышалось лишь мычание.
Знал Батяня, что другой противник в таком случае сразу бы вырубился.
Но этот «медведь» только дернулся.
Но и этого Батяне было достаточно. Мгновение, спасительное мгновение было выиграно… Батяне наконец-то удалось выскользнуть из-под навалившейся на него махины. Все так же упираясь ногами в планку лестницы, резко крутанувшись, Батяня подмял под себя руку, тянувшуюся к его горлу. Наконец-то хватка «медведя» ослабла. И теперь оставалось главное — заломать эту огромную лапищу, до хруста костей заломать…
— Ладно, сдаюсь… Скажу, где маманя сало прячет… — вдруг услышал Батяня знакомый бас…
— Ну гад, ты же меня чуть не задушил, — переводя дух, ответил Батяня, только сейчас поняв, с кем ему прошлось сражаться. Подумал — не приведи господь с таким медведем в бою столкнуться…
— А что мне оставалось… Ждать, пока руку выломают… Не дождетесь…
В темноте между тем слышалась какая-то возня.
— Когда вы там люк откроете? — громко крикнул Батяня, немного успокаиваясь. Но руки у него все еще подрагивали. Как это обычно бывает после напряженного боя.
— Сейчас, товарищ майор… — послышался сверху голос Калмыкова. — Подождите немного, товарищ майор… Я этого вражину Сидоркина завалю и открою люк. Это он, вражина Сидоркин, люк закрыл, подлянку нам кинул…
— Я тебе покажу подлянку, — послышалось сопение Сидоркина. — Ты у меня сейчас с лестницы котом вниз полетишь… На все четыре опустишься…
Было слышно, как Сидоркин и Калмыков, сцепившись в яростной схватке, скатились вниз по лестнице.
— Точно коты мартовские, — прокомментировал Чалов.
Через полчаса на палубе списанного сухогруза сидели нападавшие и обороняющиеся: кто курил, кто потирал ушибленные места.
Немного отдышавшись, Батяня сказал:
— Передохнем и — снова вниз, будем досконально изучать внутреннее строение сухогруза. Потом изучим надпалубные постройки. Все должны знать строение корабля досконально. Пираты — не киношные придурки. Тоже стрелять умеют. Да и боевой опыт у них порядочный.
— Товарищ майор… А что если сделать так, как делал Хемингуэй во время войны с немцами? — спросил Калмыков.
— Ну-ну… Расскажи, как это он делал?
— Во время войны он охотился на немецкие подлодки. Поставил пушку на рыбацкую шхуну. Маскировал пушку и отправлялся в море. Он отчаянный был. Вот так же и с сомалийскими пиратами делать надо. Пушки поставить или, на худой конец, автоматы дать морякам — и кирдык пиратам будет. Побоятся сунуться.
— Тебя, Калмыков, в Москву, в Думу надо отправить. Там Жирика заменишь. Тот, помнишь, когда грипп птичий только-только появился, советовал пушки на границе поставить и всех подряд птиц сбивать. Бедняга, уже изговорился весь. Так ты ему там идейки новые будешь подбрасывать. Вот хохота будет, — острил довольный Сидоркин. |