— Но мне действительно не нравится, как ты со мной разговариваешь.

— Ты меня не любишь? — Синявский шарахнул кулаком по стене.

— А ты просто уйдешь или опять будешь вешаться?

— И ты еще обвиняешь меня в цинизме! — театрально воскликнул он.

— Я тебя ни в чем не обвиняю. Я просто прошу, чтобы ты оставил меня в покое.

— Чего ты добиваешься? — Он схватил чашку со стола и бросил ее в угол. Чашка почему-то не разбилась. Тогда он схватил вторую и бросил ее туда же. На этот раз разбились обе.

— Начинается.

— У тебя завелся новый воздыхатель?!

— Синявский, ты же понимаешь, даже если бы и завелся, я бы тебе сроду не сказала. Ты же начнешь разборки устраивать, тебе же на приличия плевать.

— Так, значит, завелся?! Кто?

В этот момент раздался звонок в дверь. Я бросилась открывать, совершенно забыв о предостережениях Леонида. Не потому, что склероз, а потому, что воевать с Синявским — удовольствие сомнительное и любая передышка в такой ситуации — радость.

Открыв дверь, я уже второй раз за сегодняшний вечер горько пожалела, что это сделала. В квартиру вошли, нет — ввалились, три амбала абсолютно бандитского вида. Бритые, с цепями, с мордами — в общем, типические. Единственное, что доставило мне удовольствие в этот непростой момент, выражение лица Синявского. Он весь как-то сжался, сдулся, из грозного Отелло превратился в маленького и склизкого сморчка. К тому же его, как мне показалось, парализовало. Он как сидел в очень неудобной позе, криво и боком, так и замер, не делая никаких попыток сесть поудобнее.

— Значить, так, — сказал первый амбал, отбросив меня профессиональным движением на диван, — слушай, киска. Если ты о пансионе что-то куда-то брякнешь, я тебе сам глотку перегрызу. Поняла?

Я кивнула.

— А если ты, сука, к ментам сунешься, то не только тебе, но и твоим родственничкам перегрызу, поняла?

Я кивнула.

Он огляделся по сторонам и, видимо, для пущей убедительности одним движением смахнул со стола остатки посуды. Ну что за вечер сегодня? Если так пойдет, из чего я буду есть в дальнейшем?

Амбалы ушли, хлопнув дверью, а я бросилась к окну в надежде разглядеть, на какой машине они приехали. Через пять секунд я уже звонила Васе.

— Приходили трое, слышишь? Да, с угрозами. Да, про пансион.

И вдруг Синявский, о котором я, честно говоря, забыла, бросился к телефону и нажал на рычаг.

— Ты что? — зашипел он. — Тебе же русским языком сказали — в милицию не звони! Ты с ума сошла!

— Это ты с ума сошел, — я сделала попытку набрать Васин номер еще раз. — Отстань, Синявский.

Не тут-то было. Он вцепился в трубку мертвой хваткой и отдавать не собирался. Я представила, что там себе думает Вася и как он пытается сейчас мне дозвониться.

— Синявский, не паникуй, — попробовала я его успокоить. — Это все специально было придумано, мы так и рассчитывали, что бандиты появятся. Это план такой, понимаешь?

— План?! — У Синявского глаза вылезли на лоб. — Да ты соображаешь, куда ты лезешь? И в какие игры ты играешь? Совсем обалдела?

В последующие десять минут мы молчаливо сражались из-за телефонной трубки — я ее вырывала, а Синявский не давал, так что Вася появился как нельзя более кстати. Он налетел на Синявского, вывернул ему руку и повалил на пол. Синявский тихо взвыл, а я с криком: "Нет, это не он, это не бандит", бросилась к Васе и попыталась вызволить правую, практически рабочую, руку бедного Синявского, ту самую, посредством которой он доносил свои глубокие мысли до читателей газеты «Дело».