— Скатертью, — пискнул кто-то в зале, но кто этот храбрец, Леонид не понял.
— Я не могу и не хочу работать с такими людьми, — продолжала президентша, пропустив «скатерть» мимо ушей. — С сегодняшнего дня все уволены.
Леонид утверждал, что его угрызениям и рас-каяниям не было предела; он действительно поверил, что из-за нашей акции, из-за того, что Вася натравил меня на Рэне, всех уволят. Но кто же мог предположить, что мое появление в пансионе поставит под удар весь трудовой коллектйв? Он уже совсем собрался заступиться за людей, но, к счастью, не успел.
— Рэне Ивановна, — спокойно сказал главный врач пансиона, — вы, конечно, правы. Так дальше жить нельзя. Мы тоже это понимаем…
— Да, — перебил врача учитель математики, — и ужасно, что, пока Рэне Ивановна нам не укажет на наше разгильдяйство, равнодушие и болтливость, мы сами этого и не замечаем.
— И ведь что самое страшное — мы вредим не только делу, но и себе самим, — это говорил уже кто-то третий, — и не понимаем, не видим этого.
Голоса были спокойные, размеренные, никто не испугался угрозы увольнения, никто не запаниковал. Люди вроде бы оправдывались, но как по нотам, как будто подобные разборки для них — явление не просто обычное, но и обыденное, привычное.
Посыпание своих голов пеплом еще некоторое время продолжалось, хотя и крайне вяло; Рэне Ивановна еще раз десять пригрозила служебным расследованием, вверенный ей коллектив еще раз двадцать возмутился своей безнравственностью и подлостью, на чем сотрудники пансиона и расстались.
— Ничего-ничего, — похлопал Леонида по плечу физрук, — это у нас в порядке вещей. Привыкай.
— Значит, так, — Вася с удовольствием выслушал по второму разу рассказ Леонида, — а теперь быстренько проверь этих Моррисов. Есть такой фонд? Хотят они Саню?
Леонид сел на телефон, а Вася пошел за бутербродами. К его возвращению мы порадовали его тем, что никакой стажировки в Греции фонд не планировал, прессой никогда не занимался и руководство фонда было несказанно удивлено вопросом, когда именно журналисты должны представить документы для поездки.
— Они собираются напасть на тебя дома. Ночью. Это очень хорошо! — с чувством глубокого удовлетворения констатировал Вася.
— В этот момент, я надеюсь, меня дома не будет? — чисто из любопытства поинтересовалась я. — Там ведь будешь ты, правда, Вася?
— Я?! Я-то им зачем? Они хотят убить тебя.
— Хотят! Мало ли кто чего хочет! Вот мой коллега Савельченко тоже хочет, да кто ж ему даст.
— Савельченко? А что он… Саня! Не сбивай меня с мысли. Если ты боишься… — Вася скорчил удивленную мину.
— Ни фига себе — если! Конечно, боюсь.
— Так вот, я готов разделить с тобой кров. И хлеб. — Вася мечтательно закатил глаза.
— Тебя еще и кормить? За то, наверное, что ТЫ подвергаешь мою жизнь смертельной опасности и подсовываешь меня кровавым убийцам?
— Ничуть они не кровавые. Никого не зарезали, работают чисто, деликатно — либо камнем по голове, либо отраву в стакан. Интеллигентные люди. Но если тебе жалко для друга тарелки супа, сиди дома одна и жди. Понимаю — собственная безопасность ТАКИХ жертв, как жидкий супчик твоего приготовления, не стоит.
— Жидкий?! Да как тебе не стыдно! Мои супы славятся на всю Москву. Тысячи людей не ели ничего вкуснее в своей жизни. Жидкий! Да тебя убить мало.
— Слушаю я вас и просто с ума схожу, — вступил в дискуссию Леонид. Сразу понятно, что здесь собрались серьезные люди, которые ловят убийц и тщательно готовятся к операции захвата. |