Улыбается, придурок, смотрит так ласково… ятаган ему в глотку. — Тень… ты удивительная девушка, твоя истинная сущность сияет! Ты как бриллиант, который отшлифовали в попытке сотворить из него булыжник, но… ты бриллиант, Тень, ты алмаз, редкий, сверкающий и бесценный.
Так, не поняла! Он меня продать собрался, просто с ценой определиться не может?
— Теперь ты все поняла? — спросил эльф, как-то засиял и снова попытался проделать свой трюк с ядовитым языком… или не ядовитым, но, в общем, опять сделать гадость.
— Не поняла! — Я отклонилась, и, так как он продолжал наклоняться, пришлось встать на мостик, подождать, пока разобиженный эльф угомонится, подняться и продолжить: — Ты в курсе, что, если попытаешься продать меня на невольничьем рынке, клан Шайген объявит на тебя охоту?
На лице мага отразилось недоумение, затем возмущение:
— Я. Не. Собираюсь. Тебя продавать!
— Уже верю, — не скрывая скепсиса, ответила я. — Кстати, это возвращает нас к важной теме — верни мои шрамы и вообще все как было!
— Не могу, — он снова положил руки так, чтобы обнимать мое лицо, — и рад этому. Заклинание истинного облика необратимо, Тень. Оно и к лучшему. Посте выполнения работы я заберу тебя с собой. Мое положение, мой возраст и знатность моего рода позволяют отношения с теми, к кому тянется песнь сердца. А с того момента, как я увидел тебя, у меня возникло странное ощущение, что больше тысячи лет мое сердце пело о тебе… и я всегда искал эту мелодию.
Сердце, печень, почки… он мне сейчас еще и о своем мочевом пузыре поведает? А еще и эльф, древний, между прочим, сам вон о тысяче лет заикнулся.
— Пойду поем, — неловко произнесла я, смущенная интимными подробностями о его внутренних органах, — а ты пока хочешь — пой с сердцем… хочешь — пляши с кишечником… мне как-то все равно, честно.
И, пройдя к столу, я села, пододвинула ближе кашу и начала торопливо глотать. Кашей оказалось пюре из фруктов… бр-р-р! Различила я вкус ложки с шестой, и аппетит пропал. Хотя вру — аппетит пропал раньше, потому что эльф продолжал стоять и смотреть на меня округлившимися глазами. Странный тип, явно психически неуравновешенный.
— Так, эльфа, — я поднялась, — пойду мяса возьму, если еще осталось, а то эти фруктовые помои и ты в сочетании напрочь желание поесть отбили.
И я гордо попрыгала в ту комнату, где оставался жареный гевейк, в надежде, что воины не все сожрали. И вот именно сейчас я искренне была рада тому, что у меня есть сергал! А все почему? А все потому, что мой преданный зверь сидел и пристально наблюдал за застывшими от ужаса воинами, и в результате — о пески Хаоса! — эти гаврики не успели сожрать гевейка!
— Спасибочки, — торжественно произнесла я и, забрав блюдо с мясом, радостно попрыгала обратно к эльфу, — и приятного аппетита, мужики!
Мне во след послышалось:
— Зверя убери… тварь!
Нервные какие, ну, или обидчивые. Ладно, сергала уберу, а вот жаркое мое, и точка.
— Туман, ко мне! — скомандовала я, допрыгав до двери.
Малыш радостно подчинился, в два прыжка оказался рядом и даже, умничка моя сообразительная, открыл лапой дверь. Мы с гевейком пропрыгали вперед и вскоре соединились в упоительном «мням»! Мясо оказалось восхитительным, у ног моих залег Туман, эльф все так же оторопело продолжал стоять, в общем… мне было хорошо. И было бы совсем хорошо, если бы…
— Эй, белобрысый, дай хоть поесть нормально, убери свое гоблинское платье!
— Эльфийское, — машинально поправил светлый. |